Ивар неторопливо направился в темноту переулка. Но не успел он сделать и пары шагов, как вдруг за его спиной, откуда-то из чрева замковой башни, раздался надсадный сдавленный крик. Крик человека, отмеченного смертью, человека, для которого захлопнулись двери этого мира. Ивар обернулся. Каменное лицо стражника, словно слившееся с серой стеной башни, продолжало оставаться столь же непроницаемым, как и прежде.
***
«Эх, видела бы моя добрая матушка Петронилла, до чего докатился ее младшенький! Подумать только: Арно де Серволь, восьмой сын Фулька Реньо, сеньора де Сен-Мари, де Ля-Судьер, де Вильнёв и прочая, и прочая – сидит в придорожных кустах, словно обгадившийся бродяга, и ждет сигнала от этой безмозглой деревенщины Синистра, возомнившего себя пупом земли!»
Арно достал из ножен видавший виды бракемар, сохранившийся у него еще со студенческих времен. Короткий широкий клинок тускло блеснул в лучах рассветного солнца, подмигнул золотой филигранью, оплетавшей рукоять монограммой «АС»: Арно де Серволь. Хоть студентам и запрещалось иметь оружие, но парижские схолары были особой кастой – и плевать хотели на королевские запреты с высокой колокольни Сен-Дени. Арно отдал за этот клинок три золотых экю – почти половину денег, вырученных в тот год с продажи отцовского вина. Схолары Парижского университета имели королевскую привилегию на беспошлинный ввоз провизии для собственных нужд, включая вино. Арно, как и многие из его приятелей, половину своих барриков сбывал хозяевам городских кабаков.
Сколько лет прошло с той поры – десять, больше? «Ну что, несостоявшееся светило теологии, что там писал Петр Едок47 про то, как грабить пузатеньких пилигримов? Оставлять их в живых, и дальше мучиться „в этом сумрачном лесу“ – или же отправлять прямой дорогой к Святому Иакову, к которому они все так спешат? Жаль, нет под рукой „Суммы теологии“ Фомы Аквината – он-то уж наверняка разбирался в этих делах. Как там у него было: „согласно естественному закону все вещи являются общей собственностью, никто не вправе присваивать какую бы то ни было внешнюю вещь себе“. Ох, неробкого ума был покойный брат Фома! Жаль, бедолага-паломник не узнает перед смертью, что своим мечом я всего лишь восстанавливаю естественный закон».
Арно нервно рассмеялся глухим крякающим смехом. Верный признак волнения. Ну разумеется, он волнуется: все-таки не каждый день доводится убивать людей. Если так считать, то всего второй раз в жизни. Правда, в первый раз всё вышло почти случайно, да и было это бог весть когда.