Люся – звенящая пустота со взглядом брошенного щенка. Знаете, как колокол внутри. Эта пустота обычно слышна издалека. Она как бы издает звон, похожий на эхо колокольного. Так и от этой девушки исходил похожий монотонный гул.
Еле дотянув до среднего диплома, она стараниями папы (а папа у нас был из доблестных рядов МВД) как-то умудрилась стать на пару семестров студенткой средненького, но всё же юрфака. Перспектива вырисовывалась шикарная: закадрить пятикурсника и родить на втором курсе. Но сомнительное для невыдающихся способностей дочери папино решение разбилось о первые судмедпрактики.
Далее наступила очередь не менее амбициозных маминых решений. Театральный вуз! Природных и приобретённых за невеликий жизненный путь данных Люсеньки едва наскреблось на факультет менеджмента сценических искусств, но зато в поднебесном ГИТИСе. Расчет был на то, что приглянется какому-нибудь государственному чину, пристроит ее к себе под крыло – и mission completed. План был хорош. Переулки Тверской располагали к заоблачным мечтам о сытой жизни. Посему серенькая такая, юркая белочка не столько училась праздничному ремеслу, сколько посещала лекции исправно в поисках мужа строго по расписанию. Учиться там особо было нечему, так что сессии удавалось закрывать успешно на твердую троечку.
Лето же девица в основном проводила на той самой дачке, где по оплошности служителей Вездесущего обитал по соседству доблестный Герман. Ее мимолетная внешняя схожесть с Кирой была настолько очевидна, что герой не мог отказать себе в удовольствии. Кроткая (как ему тогда показалось), чуть полноватая (в отличие от его стройной и гибкой Кирочки) шатенка с острым подбородком и милыми ямочками прильнула к Герману с первого взгляда. Тогда он даже не мог предположить, как пискляво она может вопить и швырять в него все, что попадет под руку, как она по глупости будет лезть на рожон в совершенно неженских вопросах, как она будет оскорблять его и его мать, как потом извиняться и спускать на тормозах все его загулы и нежелание возвращаться домой, как невыносимо пусто и нудно будет рядом с ней все предстоящие двадцать лет. Как он будет терпеть ее, а она его, лишь бы обоих не осудили за развод и лишение ребенка нормального детства. Как уже после того, как дочь вырастет, им будет легко наконец расстаться. Герман не мог даже отдаленно представить, насколько он будет сожалеть, да и Люся тоже, что не сделали этого раньше и не дали друг другу возможности попытаться отыскать настоящее взаимное светлое чувство или хотя бы обрести, наконец, равновесие истинного свободного полета.