Между папиной и маминой родней никогда не было конфликтов. За конфликты отвечали мы с папой. Его характер определяла военная подготовка. И он был полон решимости переложить это свойство на меня. Каждое утро он заставлял меня застилать постель настолько идеально, чтобы от нее отскакивал четвертак. Он изводил меня, если хоть одна книга, игрушка или предмет одежды лежали не на своем месте.
Я был всего лишь ребенком. Я не оправдывал его ожидания. Он постоянно был мной недоволен. И все же Сай Кравиц был многогранным человеком. Он был не только жестким, но и крайне харизматичным мужчиной. Одним из его даров была общительность. Сай мог разговорить кого угодно. Он умел расположить к себе собеседника.
Когда я был совсем маленьким, мы всей семьей отправились на север штата, чтобы навестить папиных дочерей. Я очень обрадовался, узнав, что у меня есть сестры, и они были настолько же счастливы познакомиться со мной, как и я с ними. Лори, Теди и я быстро вошли в ритм, и мы все стали одной семьей – все благодаря силе нежности Рокси Рокер.
Что это, если не истинное проявление достоинства? Мама настояла, чтобы в поездки на Багамы мы брали моих сестер. Она во что бы то ни стало хотела собрать эту семью воедино, и она это сделала. Связь между членами семей моих родителей стала глубже, чем кто-либо мог себе представить. Мои бабушка и дедушка, Джо и Джин Кравиц, поначалу холодно отнеслись к Рокси. Но им потребовалось не так уж много времени, чтобы понять, что Рокеры – чрезвычайно особенные люди, добрые, щедрые, заботливые. Родители Сая вскоре оценили маминых родителей, и наоборот. Это был серьезный урок – позволить любви победить ненависть. За предубеждениями скрывалась невероятная радость. И много лет спустя, когда у Рокси появились средства, она регулярно отправляла деньги и подарки всей семье и следила за тем, чтобы никто не чувствовал себя обделенным.
Бабушка Джин и дедушка Джо жили в доме 3311 по Шор-Паркуэй в Шипсхед-Бей, Бруклин. Здесь была другая вселенная, чувствовалась энергия Старого мира: кошерные мясники, гастрономы, синагоги. Как и папа, дедушка Джо был по-своему очарователен. Он следил за собой и хорошо одевался. У него была золотая цепочка с символом «чай», кольцо с сапфиром на мизинце, и от него пахло одеколоном. Хоть дедушка и занимался портняжным делом, но все равно до такой степени хотел быть артистом, что заказал настоящую картину маслом, на которой он был изображен в смокинге и с микрофоном в руке. Дедушка видел себя на месте Эла Джолсона или Эдди Кантора, еврейских певцов, которые достигли больших успехов в мейнстримной американской музыке. Этот портрет висел в прихожей, но дедушка Джо так и не попал в шоу-бизнес. Вместо этого он стал портным, что, как он утверждал, и означала фамилия «Кравиц».