Думаю, сам того не осознавая, дедушка подтолкнул меня к осуществлению своей отложенной мечты. Он был первым, кто вложил мне в руку микрофон. У дедушки был катушечный магнитофон, и он любил записывать свои песни, исполняя мелодии из шоу. Когда он уставал, то передавал его мне. Дедушка научил меня песням из «Карусели» и «Юга Тихого океана». Я быстро схватывал мелодию и продолжал петь. Это было чем-то таким естественным и веселым. А когда музыка заканчивалась, бабушка Джин продолжала вечеринку и учила меня играть в «дурака» – русскую карточную игру. Мы играли часами, пока я поглощал рубленую печенку на маце ее собственного приготовления.
Помимо дедушкиного портрета центральным элементом квартиры папиных родителей была картина маслом, висящая над камином в гостиной. Луч света падал на лицо красивого молодого человека. Это был Леонард Кравиц, младший брат моего отца, погибший во время Корейской войны в возрасте двадцати лет. За то, что Леонард Кравиц пожертвовал своей жизнью, защищая весь свой взвод, он в конечном счете будет посмертно награжден Медалью Почета Конгресса США. В детстве я не мог оторвать глаз от этой картины, от этой святыни имени павшего сына. Я ощущал всю тяжесть утраты и душевную боль, навалившуюся на семью после гибели моего тезки.
Эта боль лежала в корне обиды, которую бабушка Джин испытывала к моему отцу. Отец первым вступил в ряды вооруженных сил, что подтолкнуло младшего брата последовать его примеру. Думаю, бабушка была убеждена, что если бы папа не пошел в армию, то и Леонард не пошел бы за ним. По ее мнению, в его смерти был виноват мой отец.
Кроме того, я чувствовал острое напряжение между отцом и Джо. Лишь много лет спустя мама объяснила мне источник этого напряжения. Дедушка Джо был не самым верным мужем. Папа презирал тот факт, что его отец изменял матери. Тогда я не понимал всех этих взрослых заморочек. Я был просто беззаботным ребенком, который болтался у бабушки на кухне, поедая кашу варнишкес[3]. Но когда я стал взрослым и начал смотреть фильмы Вуди Аллена, то узнал на экране свою семью. Именно на этом еврейском юморе меня и воспитали.
В 1969 году папа отправился во Вьетнам в качестве журналиста и армейского резервиста. Его не было почти год. Помню его фотографии из Сайгона. В руках он держал фотоаппарат и автомат. Папа рассказывал истории о том, как сильно он любил Вьетнам – людей, их национальную кухню, – и о том, что у него были свой собственный дом и служанка.