– Господь, прими меня в свою обитель! – запела Иоанна.
На сцене замелькали первые всполохи огня, появились клубы дыма. Лицо Иоанны отражало мужество и блаженство. Жадные языки пламени охватывали хрупкую фигурку. Зловеще звучал траурный марш. Молитвы монахов перемешивались с проклятиями солдат и скорбными возгласами зрителей. «Сожжение» получилось таким реалистичным, что сотрудникам театра пришлось успокаивать особо чувствительных.
И вот послышались последние аккорды, занавес опустился. Через мгновение зал взорвался аплодисментами.
– Иоанна! Иоанна! – раздавалось со всех сторон. – Просто невероятно! Браво!
Занавес поднялся, певцы вышли на поклон. Люди подходили к сцене и бросали к ногам артистки цветы. Кто-то вытирал слезы и говорил ей, что тронут до глубины души.
Это выступление стало настоящим триумфом для оперной певицы Ангелины Белоконской, только что «сожженной на костре». Режиссер-постановщик сиял от удовольствия, а коллеги зеленели от зависти.
Девушка все никак не могла уйти со сцены – зрители не отпускали.
– Потрясающе! Вы просто умница! – не унимались они.
Она дарила улыбки и, конечно, радовалась успеху, но на нее вдруг навалилась такая усталость, что хотелось скорее оказаться дома, в тишине и спокойствии. Тем более, что Альберт – ее жених и партнер по сцене – уже умудрился незаметно ускользнуть и ждал в машине.
В гримерке ей тоже не давали покоя:
– Ты выложилась на все сто, публика очень довольна! Замечательно сыграла, молодец! Останешься на фуршете? Это нужно отпраздновать!
Не хотела она праздновать, но отказываться было неудобно, поэтому решила просто уйти по-английски. Быстро переодевшись и сняв грим, попросила коллег помочь разместить цветы в гримерке. Те, конечно, согласились. Улучив удобный момент, Лина быстренько выскользнула за дверь и устремилась к выходу, но не тут-то было! На бегу застегивая пиджачок, она вдруг увидела худенькие ноги, обутые в остроносые бежевые туфли. Медленно подняла взгляд; ноги принадлежали миловидной блондинке, словно сошедшей с обложки модного журнала. Коллеге по цеху. Ксении Громовой.
Фамилия звучала грозно и совсем не вязалась с кукольной внешностью ее обладательницы. Хотя сейчас она выглядела рассерженной: несколько прядей выбились из прически и упали на лоб, пышные губы сжаты в тонкую линию, изящные ручки упираются в бока.