Готовые доски лежат на уличном столе, на лавке под окном и веселят глаз. Все рады, а учитель рассматривает работы придирчиво-внимательно, но видно, что доволен.
В другой раз Сан Сеич идет с учениками на берег реки, собирать причудливые коряги.
– Зачем? – искренне недоумевает директриса, – Надо деньги самим зарабатывать. На инструменты, лак, материалы. Жестяные совки и дощечки можно продать, деревянные ложки, солонки, с грехом пополам, тоже. А корешки, даже отшлифованные и покрытые лаком, кому нужны?! Надо делать швабры, вешалки, противни и так далее.
…Дети носятся по берегу, выискивают в куче плавника заковыристые коряжки-загогулины, и – счастливы. Старый учитель тоже счастлив. Он вдыхает запах тины, осоки и речной сырости, смотрит на россыпь голышей у воды, на небо. И глаза его – то цвета свинцового осеннего неба, то – синей речной воды.
Он думает о том, что через год-два на его место придет молодой учитель труда. И кто знает, что будет… Может быть, загогулины, что лежат на верхнем стеллаже и на шкафу, полетят в печку. Старенькие выжигатели немедленно перегорят от обиды за небрежное обращение. Школьная мастерская будет штамповать безликие, одинаковые кухонные доски и прочую утварь, готовить к продаже исключительно покупаемые вещи.
И никто из детей не замрет мечтательно над рисунком бабочки: «Сан Сеич, можно я ее на свою досточку переведу?» … Пусть! Но из этих вот детей когда-нибудь вырастет такой Учитель, каким он и должен быть. Они не смогут забыть то, чему учил их старый трудовик.
…Шумит река, и детские крики – как всполохи над темной водой.
– Здравствуйте, баб Усть!
– Здравствуй, доча! Не признала тебя сперва… – Устинья долго смотрит вслед молодой женщине.
Признать-то признала, знакомое лицо, а вот как зовут… Однако, Степана дочка. Как быстро они нонче растут…
Глаза Устиньи старчески оплавлены: радужка тускло-коричневая, с оловянным ободком. Кожа на руках темно-кофейная, пергаментная, обтягивающая косточки.
Вечернее солнышко, тепло, Устинья и выбралась за ворота. Она смотрит на усыпанный сухой листвой садочек, на спиленный пенек яблони, с бурым срезом. Раньше к октябрю, как последние листья облетят, все дерево было усыпано маленькими, но крепкими, блестящими желто-красными яблочками.
Устинья стоит, держась левой рукой за штакетник, правой опирается на палку. Палка отшлифована временем и ее старческими руками – она часто гладит ее, трогает, уложив на колени, когда сидит на кровати. Это уже вошло в привычку.