Ну профессор, ну кот ученый, гэбня
кровавая, пицот мильёнов честно замученных! Или это из другой
оперы? А, один черт! А я‑то еще удивился, с чего бы на меня такая
говорливость напала? Чуть по именам заказчика с дочкой не назвал.
Да сроду за мной такого не водилось. А он, оказывается, мне местную
сыворотку правды подсунул, «для оживляжу разговора»! И ведь не
обидишься. Действовал‑то он не из корыстных побуждений, а
исключительно «на благо Родины». То есть обидеться‑то можно. А
смысл? Что мне это даст в нынешних, фиговых обстоятельствах?
- Виталий Родионович. -
Грац, явно почувствовавший мое состояние, поднялся с кресла и
всучил мне в руки открытый бумажник с укрепленной в нем бляхой в
виде красного щита, на котором был изображен глаз под короной.
Профессор вытянулся передо мной по стойке смирно, и лицо его при
этом было абсолютно серьезно. - Я приношу вам извинения за
свои действия. Но если вы посчитаете это недостаточным, я готов
выйти на хольмганг по прибытии в столицу с любым, угодным вам
оружием или без оного.
Если я правильно понял, господин
профессор готов биться со мной на дуэли. Правда, насчет оружия,
точнее его отсутствия, как‑то недотумкал. Вроде бы дуэли всегда
проводились на чем‑нибудь остром или громко стреляющем. А вот без
него… Смерив сухощавую фигуру профессора оценивающим взглядом, я
вздохнул. Соплей такого, конечно, не перешибешь, но и на
тренированного бойца господин Грац явно не тянет, как и меня не
тянет начинать новую жизнь с избиения местного научного светила… А
в том, что начинать новую жизнь придется обязательно, я уже не
сомневался. Да и вообще лучше бы сохранить дружеские отношения с
профессором. Все же я в здешних реалиях ни бум‑бум, а устраиваться
как‑то нужно будет. В этом мой визави абсолютно прав, и помощь его
может оказаться очень кстати, значит…
- Господин
адъюнкт‑профессор. - Я кое‑как поднялся на ноги, оказавшись
выше своего собеседника на целую голову, и даже попытался принять
такой же строгий вид, как и у него. Впрочем, мне это не слишком‑то
удалось. Может, сказался тот факт, что я, в отличие от господина
Граца, был не в сюртуке, а в шелковой пижаме? Ну и ладно. -
Меклен Францевич, я принимаю ваши извинения, поскольку вы
действовали не по собственной прихоти, но лишь по долгу службы. А
посему я не считаю себя вправе требовать от вас сатисфакции.