Действительно. Когда мне поручили сделать инъекцию, я даже не задумалась о том, как это делается.
– Может, я врач? – спрашиваю себя вслух.
– На врача ты по возрасту не тянешь.
– Сколько мне… ну, на твой взгляд?
– Лет…семнадцать– восемнадцать. Ну, в крайнем случае, девятнадцать. Но не больше.
– В семнадсять она не может быть медсесьрой. В восемнадцать и девятнадцать тоже. А есьли это сосиальный эксперимент, то все мы – совершеннолетние. Её кто-то научил. Кто-то… из близких.
Близкие…
Об этом я много думала в последние дни, вернее, ночи. К трём утра обычно так сильно холодает, что я всегда просыпаюсь, и уснуть обратно уже практически нереально – слишком сильно бьёт дрожь. Что интересно, мёрзнем все, но никто ещё не простудился.
Родители. Кто они? Есть ли они? Живы ли они? Есть ли у меня братья и сёстры, или я одна? Был ли у меня парень? Любили ли меня? Почему мне невыносимы чужие тела? Что со мной не так?
Цыплёнок открывает глаза часто, поэтому момент, когда он становится осознанным, мы пропускаем.
– По крайней мере, она больше не задыхается и не дёргается, – говорю. – Значит, мы всё сделали правильно.
– Или она скоро окочурится, – не унимается Рыжая.
– Посему ты такая? – наконец, не выдерживает Умник.
– Какая?
– Жестокая, – уточняю я.
Рыжая на пару секунд задумывается, но ответить не успевает.
– Ребята… – слышим мы шипение вместо голоса.
– Уф, ну Слава Богу! – подскакивает Рыжая.
– Ка-а-ак ты? – Умник хватает её ладонь и крепко сжимает. – Лучсе? Мозесь дысать?
– Могу… но трудно…
– Мы сделали тебе укол, – говорю ей я. – Нашли капсулу в твоей штанине.
– А…. да… – кивает она и пришибленно улыбается. – Там было что-то… я забыла.
Парни не возвращаются в этот день. Только на следующий, ближе к вечеру. За это время я успеваю обдумать очень многое и о многом пожалеть. Когда их фигуры появляются в поле моего зрения на фоне возгласов и даже вскриков остальных членов нашего коллектива, сердце готово выпрыгнуть от счастья и у меня.
Кроме того, что все четверо всё-таки вернулись живыми и относительно здоровыми, в нашем мире случается новый поворот – рюкзаки. На каждом из парней по пять, то есть, всего двадцать – столько же сколько и нас. Радость встречи очень скоро превращается во всеобщую истерию – каким бы ни было содержание сумок, жизнь каждого из нас преобразится.