– Тебе не поверят, потому, что Нарофт Зельт – это город только для одного человека, – говорит мне Белый.
– Что? – я смотрю на него и не понимаю, что он несёт.
– Я – сумма всех вас, поэтому я такой, какой я есть.
Белый пропал. Он, словно бы, растворился в пространстве, превращаясь в белый шум, как в телевизоре.
Помехи рассеялись.
Вижу, как солдаты собирают трупы. На бельевых верёвках никого не осталось – дождь кончился. Только на паре балконов ещё прячутся за решётками ограждений сухие обезжизненные тела. Я понимаю, что надо искать куклу. Срочно. Бегу к дому, который вот, в трёх шагах, и на балконах которого я увидел тела, висящие на бельевых верёвках, подобно тряпкам. Начинаю искать в траве куклу, в то время как солдаты собирают тела. Нахожу её. Дырки в голове больше нет. Я не знаю, какая именно угроза исходит от неё. Говорю всем, что это она – причина. Возможно, что не этих смертей, но моей – точно. Мне верят, конечно. Но не так, как нужно, чтобы поверили. Отрезаю ей голову и расстреливаю тело из автомата. Кукла лежит на асфальте. Голова слишком осмысленно смотрит. Какое-то время медлю, но потом понимаю, что надо уничтожить полностью, чтобы совсем ничего не осталось, иначе страх больше никогда не выйдет из меня. Я как будто становлюсь размером с куклу и топчу ногами её отрезанную голову новенькими армейскими ботинками. Это сложно, череп очень крепкий. Череп, а не пластмассовый шарик. Ботинки вламываются в кожу, в волосы, в кость. Наконец голова лопается, и я вижу, что на асфальте лежит маленький человеческий мозг в осколках черепа, луже крови и ворохе скомканных волос. Я хватаю стоящего рядом солдата и говорю ему: «Смотри! Это настоящие мозги!» Он видит то же, что и я. Он верит. Он знает. Но я не вижу в его глазах страха. Совсем. А я-то знаю, что этот мозг необходимо разрушить. Беру тесак для разделки мяса и начинаю рубить его. Мозг податлив, он истекает какой-то дрянью. Вот весенний ручей подхватил лежащие на асфальте куски и повлёк их в канализацию. Ровные дольки мозга плывут на костяных скорлупках, как на лодочках. Вижу, как солдат смотрит им вслед и как он верит в то, что, да, я не сошёл с ума. Но не понимает.
– От меня останется труп, – говорит он мне.
– Да! – отчаянно киваю я, – но это – его, его труп! Мы должны уничтожить его.