Рэндольф неуклюже топтался, повиснув всей тяжестью у меня на руке:
– Я… я… Хммм… ммм…
– Блитц, уведи моего дядю отсюда, – попросил я. – Если надо, тащи волоком.
Блитцевы солнечные очки запотели. Поля его шляпы уже начали тлеть.
– Малыш, тебе не одолеть его. Это Сурт, сам Чёрный!
– Ты это уже говорил.
– Но мы с Хэртом… мы обязаны тебя защищать!
Я чуть было не рявкнул: «Тоже мне защитник с утятами!» Но если подумать – чего ждать от двух бездомных горемык? Они же не коммандос. Они просто мои друзья. И я не допущу, чтобы они погибли, защищая меня. И даже дядя Рэндольф… Я, конечно, его почти не знаю. И он мне не очень-то нравится. Но всё-таки он родня. Он сам сказал, что не вынесет, если потеряет ещё одного члена семьи. Ну вот и я тоже не вынесу. Так что в этот раз я отступать не собирался.
– Иди, – велел я Блитцу. – Я помогу Хэрту.
Блитц как-то ухитрился удержать моего дядюшку в стоячем положении, и они вместе поковыляли прочь.
А Сурт расхохотался:
– Меч будет моим, мальчик. Тебе не под силу изменить судьбу. Я превращу твой мир в золу!
Я развернулся к нему лицом:
– Знаешь, ты что-то меня достал. Пора уже тебя убить.
И я шагнул в огненную стену.
Глава 7. Без носа очень даже неплохо, честно
ВЫ, НАВЕРНОЕ, ОПЕШИЛИ. Ого, Магнус, сказали вы, ну, ты это… дал маху!
Спасибо. Бывают и у меня минуты славы.
Обычно я не хожу сквозь огненные стены. Но откуда-то появилась уверенность, что пламя не причинит мне вреда. Да, я знаю, звучит это диковато, но я ведь до сих пор не отключился. Жар не так уж сильно на меня действовал – даром что асфальт растекался под ногами.
На меня экстремальные температуры вообще не особо влияют. Не знаю, почему. Бывают, например, гуттаперчевые люди. Или люди, умеющие двигать ушами. А я вот могу спать зимой на улице и не замёрзнуть до смерти или держать ладонь над горящей спичкой и не обжечься. Я иногда выигрывал пари в ночлежках, но никогда не считал, что это что-то… магическое. И мне не приходило в голову проверять границы своих возможностей.
Короче, я прошёл через огненную завесу и с размаху втемяшил Сурту по кумполу своим ржавым мечом. Потому что я, знаете ли, человек слова.
Сурт, правда, остался целёхонек. Зато пламенный вихрь утихомирился. Сурт пялился на меня долю секунды – было видно, что чувак обалдел. А потом он врезал мне в живот.