Зернистое изображение с камеры за кассой соответствовало ситуации. Вика будто окружало облако статического электричества, дымка, размывающая силуэт по краям. Затем он вышел под грязновато-желтый свет ламп и полностью очутился в кадре. Воротник рубашки загнут, один рукав куртки засучен, другой вытянут, штанины перекручены – швы криво тянутся по ногам.
И вроде бы на нем был только один ботинок.
Растянутый, мокрый носок на правой ноге оставлял на полу красные следы. У кассы стало видно, что вся одежда блестит от влаги и как-то странно прилипла к телу. Призрачный и далекий синий свет мигалок, возникший у него за спиной, приближался, пульсировал в окнах.
Мартин Вик поднял голову и с бессмысленным выражением уставился на окошко кассы. Затем его взгляд переместился на собственное отражение в оргстекле, и он шагнул назад. Лицо его исказилось от ужаса, будто один ночной кошмар сменился другим. Он отшатнулся от своего отражения и случайно взглянул в камеру, которая до этого засняла его путь по залу.
Позже этот взгляд станет темой бесконечных дискуссий.
Было ли это реакцией невиновного человека, не осознававшего, где он и что делает, или расчетливыми действиями психопата, стремящегося официально задокументировать свой спектакль? Вик осел на пол и лежал, подрагивая и пуская пену изо рта.
Спустя несколько часов полиция обнаружила убитую семью в доме с распахнутой дверью.
Мартин Вик прошел по городу в одежде, пропитанной кровью пятерых, и следующие двенадцать лет провел в тюрьме «Стренджуэйз».
Но этого было недостаточно.
Детектив-инспектор Сатклифф не брал трубку, но отыскался в первом же месте, куда я заглянул. «Темпл» был маленьким подвальным баром под Грейт-Бриджуотер-стрит, всего в двадцати минутах ходьбы от больницы. В викторианские времена тут находился подземный общественный туалет, а в восьмидесятых годах прошлого века из него сделали рок-н-ролльную забегаловку. Маленькие, тесно поставленные столики, всюду концертные флаеры, афиши туров и граффити. Сатти в углу втолковывал что-то одному из посетителей. Для пущей доходчивости, подняв собеседника за уши и прикладывая его головой об стену в ритме барабанного боя.
Потом увидел меня и, изобразив трагическую мину, прокричал сквозь музыку:
– Надо же! Мистер Великая Депрессия собственной персоной. За пивом пришел, вместо того чтобы в очереди за хлебом стоять?