Терновый венец. Рассказы об Александре Пушкине - страница 42

Шрифт
Интервал


Тот шутливо упрекнул её тем, что она – мать троих детей, и ей нельзя так легкомысленно вести себя, как делает это молоденькая княжна Мари. Натали замечание не понравилось, и она принялась, без устали, отпускать в его адрес колкости.

Владимир Соллогуб, чтоб прекратить все это, перевел разговор на господина Ленского, поляка, с которым он буквально на днях познакомился у Нессельроде. Тот танцевал мазурку и как раз очутился перед ними:

– Не правда ли, господин Ленский превосходно танцует? – оглянулся на дам.

Натали, как говорят, отвернулась, зло покосившись на молодого человека. Как она поняла Владимира, и в каком виде преподнесла их разговор Александру, никто не знает, но вскоре пошли толки, что брат его вызвал на дуэль.

Но граф, служивший в Министерстве внутренних дел чиновником особых поручений, по делам уехал в Тверь. И пока дуэль откладывалась…

Ольга расстроенно вздохнула. Брат мучил её постоянными тревогами за него. «А вдруг его убьют?» – со страхом сжималась она, становясь совсем маленькой. Она была и так несчастной от всех проблем с ним и родителями, которые доставляли ей немало огорчений своими болезнями и причудами— из-за хронического отсутствия денег…

Граф Соллогуб Владимир, который на самом деле занимался делами Министерства в Твери, ни сном, ни духом не ведал о дуэли, пока через некоторое время после отъезда он не получил от приятеля, Андрея Карамзина, письмо, что он, мол, «поручился за него Пушкину, как за своего Дерптского товарища, что он не будет уклоняться от поединка с ним, и – ошибся…»

Молодой граф вспыхнул. «Как? Разве я уклоняюсь? Я же ничего не знал!?». Не понимая, что происходит, быстро отправил письмо Карамзину, прося срочно написать – о каком вызове Пушкина идет речь?

И скоро ему ответили, что в Петербурге гуляет сплетня, как будто он заговорил тогда, на балу, про Ленского потому, что тот нравится Натали Пушкиной, о чем ей и намекал в разговоре.

Владимир сел и настрочил срочное письмо Пушкину, что он готов к его услугам в любое время и где угодно – хотя за собой не чувствует никакой вины. И описал ему всё, как было…

Переживания Владимира одолевали. Как он, обожествляющий Пушкина, станет против него к барьеру с пистолетом в руках? Из-за такой мелочи, как ничего не значащий светский разговор на балу, в чужой гостиной?