При этих словах у Сбитнева резко закололо в груди и перехватило дыхание.
– Сдавай, плут! – приказал господин.
– А прах нам тоже не помешает, правда, ваше превосходительство? – хихикнул его напарник.
– Заткни глотку! Не нужно болтать лишнего. Игра стартовала…
Пётр Моисеевич Брамс, как и все врачи, обладал неплохим чутьем. Экстренная встреча с Виктором Младышевым помешала ему проведать Степана Павловича после ужина. Сожалеть о своём упущении, предчувствуя недоброе, Брамс начал уже дома, когда в окружении жены и троих взрослых детей поглощал парную телятину. Не то чтобы телятина была плоха, или жена подурнела с возрастом… Впрочем, Брамсу и вправду не нравилась землистость её лица в последнее время, но к делу это совершенно не относилось…
Пётр Моисеевич чувствовал в избранной им методе какой-то подвох, раз негативные эффекты проявились так быстро. Хотя в своей непогрешимости специалиста он не сомневался – эти лекарства не могли дать такого результата ни у одного, даже самого хилого из пациентов. Так может, всему виной особенности конституции Сбитнева? Глупость конечно – анализы, выполненные Младышевым, и обследования выявили лишь лёгкое расстройство пищеварения вследствие переедания. Умеренная больничная пища мигом подействовала на угнетённый кишечник; Степан Павлович уже не предъявлял жалоб на свой якобы больной живот. Только на смех за стеной и людей в палате. В общем и целом, пациент отличался удовлетворительной крепостью здоровья. Не будь главврач в этом так уверен, никакого эксперимента бы и не состоялось. Так с чего тогда у больного эта бледность, нервность, усталость? В ответ на немой вопрос профессионализм Брамса беспомощно разводил руками.
Покончив с телятиной, глава семейства перешёл к чаю. За столом сегодня царило молчание; в этой семье чутко относились к тревожности отца.
И всё-таки, зря он не зашёл к Сбитневу перед сном. Диагностировал бы улучшение или ухудшение состояния; в зависимости от ощущений пациента, возможно, отменил бы лекарства. Не нравилось Брамсу предчувствие надвигающейся угрозы.
В пятом часу утра дверной звонок в доме Брамсов взорвался яростной трелью. Доктор плохо спал ночь, мучимый мыслями, поэтому он встал быстро – не было нужды цепляться за сладкий сон.
– Нина, я сам открою! – бросил он служанке, которая выползла из кухни, протирая глаза, как объевшаяся мышь.