Я повторяла ей ежедневно, что она ни в чем не виновата, а она продолжала кормить меня своим чувством вины каждое утро на завтрак.
Я старалась делать вид, что со мной все в порядке, а она продолжала плакать ночами в подушку.
Продолжала смотреть на меня с жалостью и сожалением.
Продолжала ждать, когда я вернусь к нормальной жизни.
Она плакала и причитала, умоляя меня начать ходить к психологу.
И наконец, чуть ли не впала в истерику, уже настоятельно требуя начать терапию, когда однажды утром войдя в мою комнату, увидела мой новый рисунок. На нем была изображена девушка, лежащая на полу, укутанная в облаке своих длинных светлых волос, вокруг нее были разбросаны исписанные листы бумаги, а из правого запястья медленно вытекала темно-красная кровь. Я не проецировала на этот рисунок на себя. Я даже не думала о себе, рисуя девушку, но мама сделала какие-то свои выводы.
Она так кричала и плакала. Я думала, у нее будет очередной нервный срыв.
Я так устала от ее слез и истерик. Чувство вины, с которым она не могла справиться, не оставило мне выбора. Я пошла на поводу у ее манипуляций, мне пришлось. Я начала ходить к психологу и все казались довольными.
Но чертов доктор сегодня повел себя непредсказуемо, и теперь я не знала, чего ожидать.
Я спустилась по лестнице и вышла из здания, прямо на противный промозглый ветер, разносящий по улице опавшие желтые листья. Укутавшись в пальто поплотнее, медленно пошла к машине, где ожидала меня мама. Уселась на пассажирское сидение, осторожно поглядывая в ее сторону.
– Что-то вы сегодня рано… Ну… как все прошло? – Надев на лицо вымученную улыбку, спросила мама.
– Все отлично. – Ответила я, неуверенно косясь в ее сторону.
Мама не расспрашивала. Никогда не расспрашивала подробностей моей терапии. Боялась меня ранить.
Судя по ее виду, несколько уставшему и уже привычно удрученному, доктор не стал ей докладывать об окончании наших встреч. Мне была дана отсрочка. Но ведь рано или поздно он скажет? Я боялась даже представить, что она устроит мне после.
А она устроит. Это неизбежно. Однако сейчас она снова натянуто улыбалась мне, не скрывая буквально приросшей к ее глазам жалости, затем завела машину и, тронувшись, сосредоточила внимание на дороге.
Я понемногу расслабилась, решая не накручивать себя раньше времени, а решать проблемы по мере их поступления. Мы в спокойном молчании добрались домой. Мама отправилась на кухню, готовить ужин, я – сразу же пошла в свою комнату. Даже не переодеваясь, схватилась за кисти и краски, и сразу же почувствовала себя лучше.