– Что-то я не понимаю вас. Почему вы покоряетесь без борьбы? Должен же быть способ побороть эту гадину.
– Три лаборатории независимо друг от друга занимаются разработкой экспериментальных средств – Гарвард, Стэнфорд и Рокфеллер. Но пока их препараты получат одобрение от ФДА[2] – еще сто лет пройдет, – заметил Пенроуз.
– Бойд, к черту формальности, – прорычал Босс. – Белый дом сделает для меня исключение.
– Нет-нет. Дело не только в этом. В вашем влиянии я не сомневаюсь, но важно не просто заполучить лекарство. Важно знать, как работает та или иная методика и работает ли она вообще. Если даже нам удастся выбрать лучшую, мы все равно не будем уверены в дозировке и длительности курса лечения. Можно с равными шансами ускорить конец.
– Хорошо. Предположим, речь идет о ковровой бомбардировке, если так уместно выразиться. Каким образом ты сделаешь выбор из трех вариантов?
К щекам доктора прилила кровь – быть может, оттого что он наконец снова ощутил себя в бою.
– Ну, я мог бы призвать на помощь пару лучших специалистов и, сохраняя полную анонимность пациента, попросил бы оценить возможности всех трех методик.
– Неплохая идея. Может, прямо сейчас и начнешь? – Голос Шкипера звучал весьма решительно. – Можешь воспользоваться кабинетом Босса. Телефон там не прослушивается. Главное – добиться определенного ответа.
Когда за доктором закрылась дверь, больной повернулся к Шкиперу и попросил:
– Будь другом, налей мне еще и включи телевизор. Меньше чем через час вернулся Пенроуз.
– Невероятно, – пробурчал он с обескураженным видом.
– Что тебя так поразило? – поинтересовался Шкипер.
– Все специалисты, кому я звонил, не сговариваясь сошлись на одной кандидатуре – Максе Рудольфе. Иммунологе из Гарварда, работающем с этими особенными мышами.
– Мышами? – вскинулся больной. – Какое отношение мыши имеют к моей жизни, хотел бы я знать!
Пенроуз в упор посмотрел на него и сказал:
– Они могут ее спасти.
Макс Рудольф в гордом одиночестве сидел у себя в лаборатории на верхнем этаже медицинского факультета Гарвардского университета. Он смотрел на бархатный небосвод и ждал, когда над рекой Чарльз появятся первые лучи солнца.
Он был предупрежден, что образцы крови и лимфоидной ткани высокопоставленного пациента будут доставлены ровно в шесть утра, и решил прийти пораньше, дабы убедиться, что к моменту прибытия курьера в лаборатории не осталось никого из трудоголиков, привыкших работать до глубокой ночи.