– Я так понимаю, у тебя какие-то новости?
– Ну почему же? – ответила Маша, изогнув одну бровь. – Может, я решила познакомиться поближе с отцом своих детей?
– Или не отцом, – поправил я и, вальяжно откинувшись на спинку кресла, спросил:
– Лелика тоже позвать? Или вы уже… познакомились поближе?
Хотя чего-чего, а ближе, чем мы втроем успели побывать, уже и некуда.
– А что, его тут нет? – Маша показательно заозиралась по сторонам. Можно подумать, она всерьез ожидала, что Демин сейчас выскочит откуда-нибудь из-под стола! Страшная картина, как это теперь развидеть?
– Представь себе, у нас достаточно денег, чтобы иметь разные кабинеты, – фыркнул я.
И женщин мы обычно имели тоже разных, да. Попутало же чертово винишко!
– Ну так что, ты отвлекаешь меня от дел, чтобы просто разговоры разговаривать или у тебя что-то важное?
– Не завидую я Агате Эдуардовне, – пробормотала Пчелкина, заставляя мои брови снова занять приподнятое положение.
– Извини?
– С вами невозможно разговаривать.
– И не надо. Заниматься со мной не разговорами куда приятнее, не так ли?
Она покраснела. Как же легко ее, оказывается, смутить! И как ей это идет, добавляя красок в незатейливую, в общем-то, внешность.
– В общем, вот, – Маша расстегнула сумочку… нет, сумище, потому как то, что у нее висело на плече, имело размер XXXL. Да туда можно было запихать половину моего гардероба! Никогда не понимал, что женщины носят в таких сумках?
Задумавшись над этим философским вопросом, я не сразу заметил, что мне под нос сунули справку. Взяв бумажку в руки, я пробежал ее глазами. Из написанного следовало, что у Пчелкиной М.И. имелась врожденная патология – две матки. И оба органа были оплодотворены.
Мать моя женщина! Я невольно представил себя с двумя членами. Зря. Еще одна страшная картина, которую хер знает, как развидеть.
– Окей, – протянул я, откидывая справку. – А когда мы сможем точно узнать, чьи это дети?
– Не раньше, чем они родятся. По крайней мере, безопасным способом.
– Я был лучшего мнения о современной медицине.
– А я – о мужчинах, – пожала Пчелкина плечами. – И что мне теперь делать?
А у мамзель, я смотрю, язык стал заметно острее и резал направо и налево. Но со мной такое не пройдет.
Поднявшись на ноги, я обошел стол и приблизился к Маше вплотную. Мы находились так близко, что я буквально вжимал ее своим телом в край стола. А глаза у нее, оказывается, были голубые. Хотя сейчас, когда отвечала мне упрямым взглядом, они приобрели глубокий синий оттенок. Забавно, но я не мог бы сказать, какого цвета глаза у моей собственной невесты. А этот взгляд я никогда не забуду. Почему-то был в этом уверен.