— Очень часто, — поправил я его. —
Есть такое понятие — кризисный управленец. Это про меня. И я не
человек уже, а Вратарь.
— Сергей, взгляни на себя. Какой ты
Вратарь?
Последовать его совету было невероятно
сложно, поэтому я ограничился беглым осмотром рук и ног.
Здоровенный Вратарь-Инструктор, даже доспехи новые дали. Красивые.
Существо в полном расцвете сил, к тому же, теперь не самое
последнее в Ядре.
— Обычный Вратарь, — пожал плечами
я.
— Да конечно. Приказам не
подчиняешься, а если делаешь то, что тебе сказали, то выходит все
равно по-твоему. Как ни стараешься оставаться серьезным, а по итогу
получается дичь. Ты больше человек, чем Вратарь. Просто признай
это.
— Посмотри на себя: ты такой
правильный, все делаешь честь по чести. А Инструкторами стали мы
оба. Поэтому — если нет разницы, чего напрягаться?
— Ты спрашивал, почему я не рассказал
о себе сразу.
Пришлось кивнуть. Собственно, это был
мой первый вопрос там, у Ямы. Почему Охотник, смерть которого
тяжело далась Сергею (а после полного восстановления памяти —
читай, мне), не рассказал о себе сразу? Тогда он
промолчал.
— Когда Вратарь только появляется в
недрах Ядра, он представляет из себя сырую заготовку из
неустоявшейся матрицы. Замечал, что Послушники более эмоциональны
чем Вратари?
Собственно, на нечто подобное я и сам
обратил внимание. Послушником у меня вообще матрицу рвало. Теперь
же, несмотря на вернувшуюся личность в полном смысле этого слова, я
был абсолютно спокоен. Как удав, которого вместо «егозы» наматывали
на ограждение. Но все же не смог не съязвить:
— Скажи это Ворчуну. То-то он такой
спокойный.
— Я сказал, что Послушники более
эмоциональны. Но не говорил, что Инструкторы или Старшие Братья
становятся черствыми. Здесь все индивидуально. И лучше уж быть
Ворчуном, как ты его называешь, чем копить все в себе и
превратиться в Молчуна. Так?
— Так, — спорить с Охотником было
бесполезным занятием еще в прошлой жизни.
— Если ты не против, я продолжу.
Послушники более эмоциональны, именно поэтому на некоторое время
лишаются памяти.
— Вполне логично, — согласился я. — А
то бы натворили тут делов.
— С каждой последующей инициацией
память возвращается все больше, а эмоции убираются, — продолжал
Охотник. — А вот теперь объясни, что было бы, расскажи я тебе,
нестабильному, помнящему свое прошлое лишь по обрывкам
воспоминаний, о себе.