Семёну не нужны бивни. Рассмотрел еще раз космический снимок и в туче гнуса, как в скафандре, двинул по мягкому мху на север. Через километр под ногами пошла пологая узкая каменистая гряда, царившая над приречной равниной. Стал, наконец, виден весь вал, кольцом огородивший большой кусок тундры. В центре кольца высились небольшие горки. Ветерок доносил оттуда нефтяной запах – на жарком солнце парили пласты горючих сланцев и известняков, пропитанные битумом.
Грубоватое громкое «кьяк-кьяк» с неба. Светло-серый кречет высматривал с воздуха беренгийских сусликов-евражек. Заметил Семёна, сделал над ним круг. Крупная птица. Размах крыльев больше метра. Кречетиха, выходит. Они вдвое крупнее самцов. Не заинтересовавшись пришельцем, птица с долгим «кеек-кеек» унеслась на правый берег Оленька. Один кречет улетел, другой прилетел! Любопытные птички. Всего Семёна посетили не меньше пяти хозяек беенчимского неба.
На самом валу ветерок свежее. С гнусом полегче. Туча мельчайших подлых тварей сгрудилась в западинке, выжидая, когда Семён продолжит путь. Семён поднял увесистую сланцевую плиту и с силой обрушил на злобную ораву. Эффект нулевой.
С вала хорошо видна тундра за пределами кратера. Тропинки, уходящие вдаль. Откуда взялись? Дикие олени ходят. Когда в 1971 году Пинчук открыл кратер Беенчиме, он сразу предположил, что тот рожден глубинным взрывом в недрах Земли. Проведав о том, корифеи идею высмеяли. «Да, взрыв был, только астероида из Космоса».
У Пинчука не было космических снимков. У Семёна они есть. Прежде чем их извлечь осмотрел ближайшие тропки. Стало ясно, почему олени их использовали. Потому что удобно. Грунт на тропинках тонкий, почти без камней. Сами камни другие. Конечно, не оранжевые стеклянные шарики лунного Аристарха, но тоже что-то вулканическое. Парень «освежился» передерием, вытер руки о глину (не попасть бы репелленту в глаза) и разложил по ягелю космоснимки. Тропинки на них видны хорошо. Светлые, чуть изогнутые, они расходились от вала в стороны. Очень напомнили ему лучи лунного кратера Тихо. Семён увлекся, забыл про гнус. Поднимал их на снимке фломастером. Всё больше понимал, не «тропинки» это, старые трещины. Теперь у кратера появилась густая поросль расходившихся лучей. Так малые дети изображают Солнце. Некоторые простирались далеко за пределы снимка в сторону моря Лаптевых. Как появились, неясно, но ответ найти можно. Он должен быть в районе центральной горки. Кратчайший путь к ней оказался не лучшим. То и дело приходилось пересекать старицы, озерца, непонятные рытвины. А вот такое здесь зовётся «гладью»: сверху ровная поверхность, густая трава, а ниже коварная топь. Семён подумал, как он пойдёт назад с пробами. Трудненько будет, однако. Как ни близка была центральная горка, благоразумие победило. Поплёлся за «лягушечкой». Много времени потерял, но через четыре часа машина в целости и сохранности доставила его к центру кратера. Ничто теперь не мешало осмотреть выходы серой породы, по первому впечатлению, вулканической брекчии. Семён долго по ним ползал на четвереньках, всматривался в обломки. Соображал. Выходило, породы центральной горки мощные силы Природы перемалывали не раз. Сколько? Минимум, два. После первого страшного удара возникшие глыбы и щебень сцементировал какой-то карбонат. Позже второй удар всё вновь перемолол. Позже все снова залечилось, объединилось. Кварц сцементировал. Породы с такой историей именуют «грис». Могут они возникнуть от падения метеорита?