Надеюсь, когда-нибудь тюремные чиновники, юристы, судьи и законодатели соберутся вместе, чтобы по-настоящему взглянуть на пенитенциарную систему в целом. Им нужно попытаться понять, что не всех нужно стричь под одну гребёнку, не все подпадают под однотипные обвинения, не все ситуации должны рассматриваться как преступные. Я никогда бы этого не понял, если бы не побывал частью обеих систем. У человека порой не остаётся выбора, кроме как убить, чтобы защититься и остаться в живых. Сажая его в клеть, чиновники не учитывают эмоциональные травмы так же, как физические последствия одиночного заключения. Все элементы системы должны работать вместе, чтобы полностью понять последствия того, если посадить в одиночку заключённого, который не совершал серьёзного преступления.
Настоящие жестокие преступники не останавливаются, и их нужно отделить от тех, кто совершил ненасильственное правонарушение. Повторюсь: я действительно считаю, что для некоторых нужен режим одиночного заключения, если ситуация того требует. Но что может случиться – и на самом деле происходит, – так это то, что система превратит ненасильственного правонарушителя в преступника настоящего, а затем, по сути, опустит на самое дно.
Пока я сидел в Даунстейте, помимо основных тренировок, превращавших моё тело в кусок железа, я ежедневно тысячу раз в день отжимался, делал сотни упражнений на пресс и ещё триста отжиманий от края стальной койки. Больше заниматься было нечем. Такая тренировка позволяла мне оставаться в отличной форме. Единственное, чем я ещё занимался, – играл в гандбол. Скажу честно, игры были жестокими и очень соревновательными. Мы играли, чтобы самоутвердиться и, конечно же, разжиться сигаретами. В любую секунду могла вспыхнуть драка.
Лучше всех играли парень по имени Джерри, который состоял в банде Бронкса и на обеих щеках которого красовались шрамы, и бывший армейский солдат, которого звали Джон. Он был хорошим человеком, но служба в армии сильно его подкосила. Он как-то рассказал, почему оказался за решёткой. Его обвинили в злоупотреблении правами на допуск к оружию. Что-то такое, что связывало его со старыми армейскими приятелями, которые всё ещё гуляли на свободе. Я так и не понял, почему его дело не передали военному трибуналу. Помню, как он сказал, что ушёл из армии с отличием, но потом сделал что-то не то в отношении к начальству. В итоге его привлекли к ответственности по законам штата. Предполагаю, он просто держал рот на замке и не стучал на коллег-офицеров.