На столе из некрашеного дерева, накрытого белой скатертью, тикал будильник. Такой я видел у бабушки. Круглый, металлический, с блестящей кнопочкой и продетым в нее колечком сверху. Будильнику тогда не повезло, зато у меня появилось много маленьких волчков с тонкими ножками, опоясанными шестеренками. Этот будильник был явно в добром здравии, смотрелся вполне законно и уместно.
Надо было только чуть-чуть напрячься и все вспомнить. На всякий случай предварительно хорошенько зажмуриться, чтобы исключить всякую возможность самообмана, и еще раз открыть глаза. Все на месте: стул, скатерть, будильник, в окне силуэт трубы Козявино. Еще раз: «Здравствуйте!»
Осторожно выбравшись из-под одеяла, с удивлением и любовью посмотрев на мирно спящую Глашу, я потихоньку выбрался на кухню. Стол, несколько полок, раковина, электрическая плитка, холодильник «Север», дощатые стены, настенные часы. «Наверное, у всех так же», – вспоминая вечернее «пати», заключил я. Функционально, без излишеств. Стало быть, кофе где-то в банке над плиткой, а чашка – в полке над раковиной. Хоть в этом ничего удивительного. Минут через десять, соорудив из подручного материала горку бутербродов и пару чашек кофе, я уже тащил все это на разделочной доске за неимением подноса моей спящей царевне. Неожиданно зазвонил будильник. Три часа дня, куда это она собралась в такую рань?
– Молодец, – потягиваясь, сказала Глаша. – Раз все приготовил, пораньше пойдем.
– Очередь, что ли, занимать? Куда? В магазине нет ничего, базарный день завтра.
– То-то и оно, что базарный день завтра. Что сегодня прилетит, завтра на базар и отнесем. А тебе еще коробку найти надо.
– Экскаватор нашел, тебя нашел, жить есть где, на кой мне коробка? Положить чего? Давай рюкзак возьму – больше влезет.
– Без коробки никак, у меня вот из-под макарон, сейчас и тебе в «По что» подберем.
Разговаривая со мной, она умудрилась одеться, съесть бутерброды, заправить кровать, помыть чашки и, уже взяв в одну руку мой палец, а в другую свою коробку, потащила нас к выходу.
«И кто такой Цезарь? Тормоз по сравнению с моей Глашей», – мысленно гордился я всю дорогу.
Возле трубы на площади Аглая посмотрела на солнце, пошаркала туфлей о землю и, видимо, что-то решив, сказала: