Бытие и безумие [и драконы] - страница 11

Шрифт
Интервал


Пояснение №2

Каждый желающий может стать соавтором и даже автором (!) новой книги, точнее – собрать из глав/«деталей» свою собственную, выкинув то, что покажется лишним, и, возможно, дописав что-то от себя.

Мы ждем предложений по выпуску таких «соавторских книг».

https://beingandmadness.online

MadnessBeing@gmail.com

Я не единственный участник этой истории и не единственный ее автор. Честно говоря, я вообще не знаю, кто тут главный герой и кто рассказчик.

Урсула Ле Гуин. Левая рука Тьмы

Подлинный разум не тот, что свободен от любых компромиссов с безумием, а тот, что напротив, почитает своим долгом осваивать предначертанные безумием пути.

Мишель Фуко

Лев устало посмотрел на Алису.

– Ты кто? – спросил он, зевая после каждого слова. – Животное?.. Растение?.. Минерал?..

Не успела Алиса и рта раскрыть, как Единорог закричал:

– Это сказочное чудище – вот это кто!

Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье

Я брат драконам и спутник совам.
Книга Иова

Часть I

Метафизика и тишина

I.I.01. Безумие и встреча

Однажды мне было очень страшно. Так страшно, что я чувствовал, как холодная неизвестность проникает сквозь мои ребра. Так страшно, что я не чувствовал, что в мире есть что-то еще, кроме этого страха. Так страшно, что к горлу подступило ничто. Но мне хватило сил подойти к книжной полке и взять первую попавшуюся книгу.


Это были «Арабески Безумия» Джейн Гинсбург. Я уже забыл, где и когда купил эту книгу, и вообще забыл о ее существовании. Но сейчас это была настоящая встреча. Джейн была философом, психоаналитиком, поэтессой и достаточно оригинальным художником. Она провела в психиатрических клиниках в общей сложности более семи лет и именно там начала изучать психоанализ.


Гинсбург не могла больше месяца работать с одним и тем же психиатром, и это вызывало серьезные сложности для ее пребывания в лечебницах. Кроме того, она часто влюблялась в других пациентов, в том числе – совершенно невменяемых, воображая их непризнанными гениями и «путешественниками в страну Безумия». Все ее любовные истории заканчивались трагично, иногда приводя к попыткам суицида с обеих сторон.


«Арабески Безумия» похожи на «записки душевнобольного», но при этом в них много философии и поэзии.


«Арабески» сперва усилили мой страх, но по мере чтения я начал погружаться в авторские миры, забыв про свои собственные. Я погружался – но при этом оставался независимым читателем, и это помогало мне остаться еще и наблюдателем, следящим не только за текстом, но еще и за самим читателем. Страх отступил, и на его место пришло нетерпение сердца.