– Считаю до двух, – в тоне командира появились нотки раздражения. – Раз уже было…
– Хорошо, – с ненавистью выдавил Генри, медленно опуская
клинок. Еще неизвестно, на что был способен этот подонок без намека на честь и благородство: он мог блефовать, а мог действительно перерезать пленнице горло.
Окружающие бойцы плотнее сомкнули кольцо.
– Вот и славненько, – ухмыльнулся наемник. Генри пожалел
в тот момент, что лицо нападавшего скрывала маска – уж он нашел
бы этого негодяя потом, на узкой дорожке темной ночью, а дальше
оставил бы его искромсанный труп догнивать в какой-нибудь канаве! Нападать такой толпой на двоих… фи! – Теперь – оружие на
землю. Живо!
19
Юлия Каштанова
Генри еще раз взглянул на спутницу, в глазах ее он прочел
отчаянную просьбу не поддаваться угрозам, но пальцы как-то сами
собой разжались. Клинок, глухо звякнув, ударился о землю. Как человек порядочный, не мог позволить какому-то мерзавцу убить без-оружного, тем более, близкого ему человека.
– Я знал, что вы человек сознательный, – удовлетворенно
произнес командир и рявкнул солдатам. – Связать его. Оружие забрать… – он бросил плотоядный взгляд на Элеонору и с ухмылкой
добавил: – Ценности тоже.
– Послушай ты, – не выдержал Генри, – я не знаю, какое у
тебя ко мне дело, потому что я не знаю, кто ты. Забирай, что хочешь, хоть подавись нашими деньгами и драгоценностями. Но отпусти Элеонору! Ты обещал ее не убивать…
– А я и не собираюсь, – осклабился тот. – Мне заплатили за нее
живую и невредимую. И за ее спутников тоже, иначе я бы пристре-лил вас обоих, как только вы пересекли границу леса. По коням, ребята, – крикнул он своим. – Королеву – в повозку, а этого привя-жите к седлу. Если будет рыпаться – угомоните. Только не совсем.
Генри молчал. Молчал, когда ему заломили за спину руки и
стянули запястья так, что он едва мог шевелить пальцами, молчал, когда били – просто так, из желания поизмываться над поверженным противником, которого смогли взять только подлостью, но не
смогли силой… Лишь проходя мимо Элеоноры, чувствуя на себе ее
взгляд, он на мгновение остановился и тихо произнес:
– Прости меня, Эл.
– Это ничего. Ты всё сделал правильно, – прошептала она, и от слов ее на душе у Генри стало еще хуже. Так мерзко, как не
было уже давно, с глубокого детства, когда он частенько становился