Мы с Людкой устали, хотели есть, спать, но молча вышли за ворота. На улице уже никого не было. Куда идти, мы не знали. Уныло переговариваясь, выбрали направление поисков и побрели. По дороге мы рассуждали, зачем маме нужны эти гуси дурацкие, вот нет же гусей у Ходыревых, например, и ничего, живут. Земля была уже холодная, босиком идти было неуютно и мокро, начинала оседать роса. Наконец уже в темноте мы заметили нашу стаю. Во главе сидел Белый Гусь, чуть по сторонам – три гусыни, а за ними – штук пятнадцать гусят. Гусята были уже достаточно большие, у них начали отрастать настоящие перья. С непреодолимым желанием дать пинка, мы, не сговариваясь, набросились на них. С тихим, виноватым гоготанием гуси повскакивали с мест, не давая себя задеть, и быстренько зашагали в сторону дома. Насиженные места были такими тёплыми! Какое блаженство стоять там босыми ногами!
Домой шли быстро и молча. Гуси отлично понимали, кто тут виноват, поэтому моргали глазами и быстро-быстро перебирали лапами по земле.
Мама не спала. Она накормила нас, полусонных, и проследила, чтобы мы легли спать.
Не помню, как я донесла голову до подушки, по-моему, уже во сне.
День был противный, солнце жарило вовсю, грядки с сорняками были нескончаемые, и вся наша компания отправилась на пруд без нас. За безотрадным занятием прополки мы с Людкой уныло выясняли, зачем маме столько морковки, лука и прочей ерунды, никто из соседей постольку не садит.
– Чё-то, девки, вы плохо полете. Быстрее надо пошевеливаться, я вон одна уж больше вашего выполола.
За забором стояла соседка – древняя старуха лет шестидесяти. Честно говоря, мы даже не знали, как её зовут, а между собой называли по фамилии зятя – Телегина старуха. А когда однажды ихняя гостья назвала её тётей Парашей, мама в изумлении вскинула брови и нараспев произнесла: «Дак это чё это за имя такое – Параша?» Телегина старуха ехидно наблюдала за нашими мучениями.
– Нормально мы полем.
– Нет-нет. Ленивые вы, девки. Вот взамуж выйдете, мужики-то вас будут гонять.
С этими словами соседка с довольным видом пошла к себе домой, а у нас с Людкой настроение совсем упало. Эти старухи, надо сказать, очень непонятный народ. Года два назад, когда я была ещё маленькая, со мной произошёл случай, который до сих пор оставался для меня загадкой. Дело было зимним вечером. Мама истопила баню, и когда все помылись и разморённые сидели дома, мама мне сказала: «Иди-ка сходи к Гэпэушке, скажи, чтобы в баню шла. Воды горячей и жару полно осталось. Только пусть веник свой возьмёт». Не очень-то мне хотелось идти к этой страшной старухе, да ещё в такую темень, но с мамой у нас в семье не спорили. Я нехотя оделась и поволоклась к соседям. Гэпэушка жила с дочерью-пьяницей, бани у них не было, поэтому мама часто приглашала их в нашу. Хорошо хоть собаки не было. Я нашарила в темноте ручку двери, открыла и зашла в тёмную избу. Керосиновая лампа давала тусклый свет. Вообще-то, электричество в нашу деревню провели уже несколько месяцев назад, но некоторые старухи из экономии ли, из страха ли перед необычным жили с керосиновыми лампами. Было здорово весело, когда проводили. На субботник вышла вся деревня – ставили столбы. А провода тянули незнакомые мужики из города.