Скрипнула слева койка, и над Артуром склонился Курганник.
– Спишь? – прошептал он. – Слушай, Артур, тикать нам надо. Дурное дело – за таких, как этот Глеб, пропадать. Ты здесь все знаешь, вот и придумай, как выбраться.
– Мы уйдем – они наши семьи перебьют.
– В общем, ты придумай. Не уйдем – все равно перебьют, ты помяни мое слово, типун мне на язык, конечно. Но ты подумай. – Снова скрипнув койкой, коновал улегся на место.
Артур и рад был подумать, но тут же представлял Нику с отрезанными ушами и Лану… Лучше не представлять. Лучше не мечтать о побеге. Отслужить сколько придется, тихо и мирно, и вернуться к семье. А после забрать своих и бежать далеко-далеко, в места, где реки глубоки, а луга зелены, где нет Омеги, нет кетчеров, нет наркоманов… Он засыпал и видел во сне чудесные города с высокими домами, в стеклах которых отражалось безоблачное голубое небо.
* * *
После подъема и завтрака Артура вызвал к себе Отто, накануне получивший звание капитана. На столе перед старым знакомым лежала папка с личным делом Артура, и капитан нависал над ней падальщиком. Уши Отто просвечивали розовым.
– Вот, – он постучал по папке тонким пальцем, – с возвращением тебя, Артур. Сразу ввожу в курс событий. Видишь, я теперь капитан. Повысили. Заслужил, как считаешь? Ты нос не морщи, заслужил и еще как. Но бардак, такой бардак! Мужики эти дикие ничего не умеют, право от лева не отличают. Будем учить… Тебя учить не надо. Ты у нас был ефрейтором, а теперь, гордись, будешь сразу сержантом, над своими же деревенскими увальнями начальником. Только сейчас пока на взводы этот сброд не разбиваем, так что тебя на прием поставим. Новеньких вот-вот привезут – надо побрить, отмыть, одеть и все такое прочее. Осознаёшь?
– Осознаю́, капитан Отто, – вяло отозвался Артур.
– Славно. – Отто потер сухие ладони. – Вливайся в струю, служи хорошо, может, и лейтенанта дадут. И почести всяческие. И награду… Общее дело делаем, сержант!
– Так точно!
Улыбка у Отто была отеческая. Как у покойного Шакала.
– Значит, топай к Глебу, принимай у него диких. А Глебу скажи, пусть ко мне зайдет. Потом, как всех отмоем, руководство решит, что с ними делать. Я так думаю, тебя поставим над твоими же охламонами…
– Разрешите обратиться?
Отто милостиво кивнул.
– Мой человек, Зяма. Что с ним?