Бред, конечно, но здесь так принято!
Нет, можно было бы, конечно, начхать на эти условности и, касайся
дело только меня, я бы так и поступил, не сомневаясь ни секунды. Но
Лада… Позволить двусмысленные ухмылки в её сторону я не могу. Черт,
да меня даже от по‑мужски вполне понятных оценивающих взглядов,
брошенных на перроне двумя офицерами в сторону моей супруги, чуть в
боевой режим не вышвырнуло! И не от того, что это я вдруг в
«отеллы» подался, вовсе нет, просто мне отчего‑то показалось, что
эти взгляды оскорбляют Ладу. Не меня, а ее! Никогда ничего
подобного не испытывал, а тут вот, получите и распишитесь, что
называется. Может, это и есть ревность? Не знаю. Но даже если это и
так, то я просто боюсь представить, что будет, если на мою супругу
начнут смотреть как на даму легкого поведения. Я же тогда этот
поезд в могильник превращу… ну, может, и не могильник, но в
стоматологический кабинет после посещения его ротой сладкоежек
запросто. Зубы лопатами с пола собирать будут. Не, на фиг, на фиг,
как пелось в одной замечательной песенке. Пусть будет два купе, и
пусть господам железнодорожникам эти лишние восемь рублей в глотке
колом встанут! И спасибо Грацу за своевременную подсказку, а то
могло бы совсем некрасиво получиться…
В общем, во время нашей поездки в
постель к собственной жене я мог попасть только после некоторых
ухищрений. То есть вечером я провожал её из салона до двери в
номер, касался щеки целомудренным поцелуем, после чего отправлялся
к себе. Там я, выжидая некоторое время, приводил себя в порядок,
при этом старательно отслеживая всеми своими куцыми ментальными
способностями движение в коридоре, и, лишь убедившись, что горизонт
чист, подкрадывался к двери купе Лады, чувствуя себя при этом то ли
восторженным мальчишкой, то ли полным идиотом. Хотя… нет, все‑таки
щенячьего восторга было больше. Правда, в первое же утро нашего
путешествия, сразу после завтрака, Берг, обосновавшийся в следующем
за купе Лады номере, пригласил меня в пустой по раннему времени
салон, «выкурить по трубочке», где, чуть ли не заикаясь от смущения
и поминутно краснея, предложил научить меня звукоизолирующему
наговору, из чего я смог сделать вывод, что кажущаяся
основательность и монументальность постройки здешних вагонов ввели
меня в заблуждение… Вот тогда‑то и настала моя очередь смущенно
хмыкать. Что, впрочем, не помешало мне тут же согласиться с
предложением Высоковского. Ну а едва я смог сам создать подобный
наговор, мы тут же дружно забыли об этом курьезе.