– Эти голоса принадлежат некогда людям. Я бы назвала их духами.
– Духами… – повторил Букер. – О чем они говорят?
– Это и есть загадка, которую нужно разгадать. Нам важно научиться их слышать. Понимаешь?
– Со временем мы станем, как они, если окончательно себя забудем, – осенило Букера. – И тогда дороги обратно уже не будет.
– Вот почему Храм Знаний крепко-накрепко заперт. Кто-то не хочет, чтобы ты вспоминал.
– Почему только я? Ты тоже здесь.
– Твое сознание сильнее моего, – пожала Обри плечом. – Оно борется за существование, дает сигналы, что ты был кем-то другим. А мое сознание так не делает. Ты – наше спасение.
– Важно вспомнить, – прошептал он себе под нос.
– Да, Букер. Только так.
Я подумала о бедняге Йонасе, который всеми силами уговаривал прогуляться с ним по Мекксфорду и показать местные достопримечательности. Наверное, он расстроился, когда я не пришла в кафе. Или уже забыл – со стороны не скажешь, что парнишка обделен женским вниманием. Так или иначе, в тот день экскурсия по Мекксфорду отменилась, а опомнилась я лишь сейчас, сидя в салоне самолета и рассматривая пышные облака за окном.
– Подруга, а если оба двигателя вдруг откажут, и мы полетим вниз, ты спасешь только нас двоих или всех пассажиров? – шепнула Мизуки, сняв наушники.
– Конечно, всех.
– Но разве это не против… правил? – спросила она. – Как потом объяснить целостность экипажа и пассажиров?
– Спасение людей не входит в противоречие с моими правилами, – улыбнулась я. – Люди привыкли верить в чудеса, когда нет объяснений или даже есть. А вообще, я не уверена, что силенок хватит целый самолет спасти от верной гибели.
Лицо Мизуки вытянулось.
– Теперь мне неспокойно…
– Да ладно. С чего ты взяла, что мы можем разбиться?
– Зверь не дремлет, знаешь ли, – пожала она плечами. – Он целую Академию с землей сравнял, чего уж о самолете говорить.
– Это паранойя. Успокойся.
– Наверное. Если честно, я рассчитывала переместиться в Уатэ через портал. Неужели Монтгомери не смогла это организовать?
– Я не просила.
– И… почему?
– Необоснованная просьба. Я не собираюсь пользоваться ее добротой каждый раз, когда мне нужно. Она лишь советовала вернуться к близким.
– Коан Янг, какая же ты, черт побери, правильная! – фыркнула Мизуки. – Прям до тошноты!
– Какая есть.
Хоть полет и не расходовал силы пассажиров, от которых, кроме сидения в креслах, ничего больше не требовалось, я адски устала от безделья. Особенно ближе к вечеру, когда огромный закат в красном небе садился за горизонт, ноги немели, а руки чесались найти работу. Я бы с удовольствием провела медитацию, но мой максимум составлял поход в уборную. Мизуки читала «Преступление и наказание» Достоевского, пока не заснула – видимо, чтение о судьбе Раскольникова отнимало много сил – как в умственном, так и в эмоциональном плане. Убрав книгу из ее рук, я вложила в нее закладку и засунула в отдел кресла.