Входная дверь хлопнула, должно быть, жена и вправду ушла к соседке.
Лозанюк вздохнул, выпил из фужера сок, откусил кусок котлеты, попробовал икру, похвалил, замер на минуту, будто чего вспоминал, отстраненно поглядел на хозяина и продолжил:
– Вот у нас в части, когда я только начинал служить, на Северном Кавказе, ещё при социализме, был лейтенант. Из двухгодичников. Тогда были такие. Их на два года призывали. Кого после институтов, кого просто с гражданки. Иногда толковым воинам срочной службы, – майор почему-то вдруг перешел на служебную официальную терминологию, – в конце службы предлагали пойти на курсы младших лейтенантов. Теперь уже не помню, то ли три месяца, то ли полгода их учили. В армии тогда не хватало младшего офицерского состава. Тоже и тогда умников наверху хватало. Все кому не лень армию разваливали. Позакрывали училища, взводные повысились, а замены им нету. Училища-то закрыли. Нехватка кадров. И начали из вузов после военных кафедр или вообще отовсюду набирать. Ну и так далее.
– Да я знаю! Я же служил. Сам такие курсы окончил, – напомнил хозяин.
– Ну да, так вот, – продолжил майор, – был у нас в части лейтенант. Сначала младший, потом ему лейтенанта присвоили. По фамилии Белитдинов. Зазвал он нас как-то к себе в гости с дружком моим тогдашним, Грудиным Женькой. Ну взяли портвейна, тогда мы по молодости пили всякую гадость типа «Солнцедар» или портвейн «Три семерки». Приходим. За стол сели, разлили, выпили по чуть-чуть. Ну он жену зовет, чтобы нам картошечку, вот как твоя, пожарила. Зовет, а её нет. В смысле дома нету. Он нахохлился, говорит, что, наверное, у соседки.
Мы ему, мол, и бог с ней, колбасу сами порежем. Мы её с собой принесли. Закусим и пойдем. А он психовать начал, раздухарился, пошел искать. Минут двадцать не было. Женька даже прикемарил. Вдруг шум, гам, бежит она, он за ней, пинками подгоняет. Глядим, молоденькая девчонка. Лет шестнадцать. Не больше.
Оказалось, этот Галимзян, когда вернулся со срочной младшим лейтенантом, устроился в милицию, участковым. Увидел на своем участке молоденькую девицу эффектных форм, ну и завел с ней шашни. Погоны офицерские, прочие блестючки, рассказы про подвиги. Девица сомлела. Поселочек, где они жили, маленький, и родители её скоро обо всем узнали. Приходят к этому самому Белитдинову и говорят: «Или женись, или в тюрьму!». В тюрьму, потому что девчушке четырнадцать лет. У Галимзяна челюсть отвисла: «Как, – говорит, – четырнадцать! Она же мне говорила, что шестнадцать давно стукнуло».