Однажды глава организаций беженцев из России Сергей Палеолог предложил Сосницкому заняться устройством беженцев, в основном это были остатки врангелевской армии. И в одной из партий бывших офицеров он встретил ротмистра Данилова, который все просил Белова рассказывать его историю дальше, да так и не услышал ее конец. Они обнялись, помолчали. Ротмистр сильно сдал, осунулся, от былого лоска не осталось и следа. А через неделю у него поднялась высокая температура. Поместили его в больницу, боялись – не тиф ли. Данилов долго был между жизнью и смертью, и навещавший его Сосницкий не знал, застанет ли однополчанина живым. Но Данилов внезапно пошел на поправку, прошла еще пара недель, и он окончательно выздоровел. О болезни напоминала только обритая голова и страшная худоба.
Данилов снял комнатушку у сербской старухи, нужно было искать какую-то работу, чтобы выжить. Как-то к нему заглянул Сосницкий, вроде как в общине беженцев шел разговор о вакансии официанта в одном из баров. Сложно было представить русского офицера в такой роли, но пока выбирать не приходилось. Они еще надеялись, что «пока». За бутылкой дешевой ракии стали вспоминать своих боевых товарищей. Судьба многих была неизвестна.
– Корнет Ковалевский здесь, Ростовцев… Все влачат довольно жалкое существование. Кто таксистом работает, кто налоги собирает с собак, кто вывески и декорации рисует, официантами устроились, а мне повезло, я французский преподаю в гимназии.
– Алексей, а помните ли поручика Белова, что про рукопись Лермонтова рассказывал, когда мы под Угриничами стояли? – спросил Данилов.
– Ну как же, ведь тогда… – Сосницкий хлопнул ладонью по лбу. – Он же мне тетрадку свою отдал, сохранить просил! Я забыл про нее совсем! Что-то он вроде отыскал, неоконченную повесть Лермонтова, что ли…
– А где, где эта тетрадка? – заинтересовался Данилов.
– Должна лежать в моем походном сундучке, я как положил ее туда, так и не доставал…
– Так разрешите мне ее полистать, – попросил Данилов. – Вот пока тут бездельничаю – и почитаю. Хоть узнаю, чем там дело кончилось. А то уже столько лет мучаюсь!
Он рассмеялся и дружески хлопнул Сосницкого по плечу.
Сосницкий пообещал, что тетрадь отыщет и принесет ротмистру. Вернувшись домой, выдвинул из-под кровати свой походный сундучок и на самом дне его, под грудой ношеной одежды, отыскал пакет. Только там оказались две тетради, довольно толстые, в одинаковых коленкоровых переплетах. Текст был написан летящим, мелким, но разборчивым почерком.