Только отец никогда не выказывал жалости. Общался, как и с остальными детишками: двумя братьями и четырьмя сёстрами Илейки. И поощрял, и даже наказывал по всей строгости. От этого было легко, потому что хотя бы так он равнялся всем остальным.
Деревня Вайкойла, где стоял дом родителей, тянулась по берегам неширокой реки Седокса. Дворов было немного, поэтому все жители, вроде бы, знали друг друга. Но совсем недалеко от Вайкойлы высилась крепостная стена Олонца, да и разных прочих деревень по берегам рек Олонка и Мегрега было предостаточно. Седокса как раз и впадала в Олонку ниже по течению. А та, в свою очередь, несла свои прозрачные воды в Ладогу.
Семья Илейки была когда-то коренной в этих местах, но однажды наступил некоторый перерыв в этой постоянной оседлости. Жили они в доме прадеда, дед же пребывал в Виелярви (Ведлозере, примечание автора), что располагалось как раз между двумя великими озерами: Онегой и Ладогой. Ушел он в свое время из-под родительской опеки.
Отец, решившись жить самостоятельно, вернулся к родным истокам, отремонтировал дом, женился и зажил, в труде и заботах строя свое семейное счастье. Был он самым младшим в семье деда, своего родителя.
Друзей у Илейки в Вайкойле не было, врагов тоже. Иногда заходили путники, зачастую совсем незнакомые, они приносили новости, изредка даже оставляли бесценную редкость: книги. Еще совсем мальчишкой, Илейко выучился грамоте. Ничто не отвлекало от учебы, поэтому отец диву давался, как легко и быстро сын освоил, практически самостоятельно, способность читать буквы и складывать их в слова.
Книг было мало, одна из них – тощая Библия, в которой пересказывались древние руны «Калевалы», зачастую с искажениями. Так рассказал путник, следующий на поклон к Андрусовскому кресту. Потому он и отдал эту книжицу с непонятными знаками – все равно не было человека, способного прочитать неведомые буквы.
А Илейко мог: собрав вокруг себя младших сестер и братишек, он водил пальцем по неровностям страниц и, вглядываясь в загадочную вязь, выдавал рассказы про мудрого Вяйнемёйнена, бесстыдного, но незлого Каукомиели и храброго Илмарийнена. Дети слушали, открыв рты и замирали, когда чтец с хрустом переворачивал страницы. Этот хруст приводил их в трепет.
А «Калевалу» никто в письменном виде не видел, может быть, руны ее и были нанесены где-то на каменные скрижали, но об этом на берегах Седоксы не слышали. Отец говорил, что все дело в том, что история «Калевалы» до сих пор продолжается, поэтому легче передавать ее из уст в уста, постоянно дополняя.