В семье у меня не было профессиональных музыкантов, но среди близких и дальних родственников можно было отыскать то востребованного гармониста на свадьбе, то гитариста с обширным лирическим репертуаром. Мама работала в бухгалтерии местного завода. Цифры не смогли высушить ее веселый характер и солнечный взгляд на мир. Она прекрасна пела народные песни, которые, как правило, имели по тридцать куплетов, и были записаны полностью только в книгах местных краеведов. Множество нескончаемых песен нашло свое место в ее светловолосой голове. Мало кто решался поддержать ее во время их исполнения. Друзья, оказывающиеся ее слушателями, подпевали ей на тех куплетах, которые запомнились им раньше, показались близкими и понятными по смыслу.
Отец много работал с людьми: организовывал снабжение на том же заводе. Он знал, каким образом функционирует каждый узел огромного железного организма. Обеспечивал его нужными деталями, смазочными материалами, привозил из столицы уникальных механиков, которые словно доктора выхаживали завод после аварий. В момент окончательно впадения государства в шизофрению и рассогласованности в работе ее органов, такие люди были особенно ценны для сохранения завода. Вот только примиряться с увиденным и услышанным на многочисленных встречах с самыми разными людьми ему помогал исключительно алкоголь. Отец часто был хмур, неразговорчив и, кажется, многим был недоволен, но он точно любил свое дело, лелеял огромного механического монстра, который рос каждый год на наших глазах. Когда я родилась, старший механический брат выделил нам двухкомнатную квартиру по соседству с собой.
В один из летних дней, сверкавший переливами зеленого, пахнувший свободой летних каникул и наполненный вкусом мороженного, у нас в квартире раздался звонок. Секретарь директора музыкальной школы сообщила маме о прощальной церемонии в связи со смертью Лидии Федоровны. На следующий день я пошла к дверям школы, чтобы попрощаться со своей учительницей. Никакой грусти я не испытывала, утрата учительницы казалась незначительным событием. В общеобразовательной школе у меня тоже были учителя, они тоже относились ко мне хорошо, заботились об успехах и пахли похожими цветочными духами. Однако талантливой меня больше уже никто не называл.
Постепенно и сама я уже перестала верить в волшебное будущее, где европейские концертные залы неистово рукоплескают моему оригинальному прочтению средневекового композитора. Молодые представители знатных дворянских домов приглашают меня на ужин, рассчитывают получить долю моего внимания музыкальные критики, а журналы обсуждают наряды для выступлений.