***
На ужин я спускаюсь в тонких тёмно-синих брюках зауженных к низу и шёлковом белом топе с алым узором. Мне ужасно понравилась эта вещь. Кажется, что художник тонкими струйками влил в белую краску алый цвет и неравномерно размешал.
– Ты прекрасно выглядишь, – сразу же оценивает мой наряд хозяин дома. – Привет, Лия.
– Добрый вечер, Дарио! – еле сдерживаюсь, чтобы не бросится к нему на шею от переполняющей меня благодарности. – Спасибо тебе! Днём звонил мой начальник и сказал, что я могу продолжить работать в агентстве. И за одежду спасибо. Вещи просто потрясающие. А ещё мне зарплату перечислили. Всю! И премию.
Итальянец с лёгким удивлением на лице слушает неожиданный словесный поток, обрушившийся на него, а я никак не могу остановиться:
– Ты удивительный человек. Обо мне ещё никто так не заботился. Мне вообще никто не помогал никогда. Ну, из посторонних людей.
Не удержавшись, подлетаю к Ягуару и чмокаю его в щёку, покрытую густой чёрной щетиной.
– Пожалуйста, – сухо отвечает Дарио. – Он извинился?
– Кто?
– Твой шеф.
– Да.
Мужчина кивает в знак одобрения.
Нам подают «Каперезе» – закуску из сыра моцареллы, свежих помидоров и базилика.
– Теперь я могу вернуться домой? – спрашиваю, сделав глоток вина.
Итальянец отрицательно качает головой:
– Я вчера уже говорил: тебе придётся пожить у меня какое-то время.
– Но ты сказал, до тех пор, пока будешь улаживать вопросы, но ведь уже всё улажено.
Ягуар задумчиво смотрит в пространство.
– Сейчас тебе лучше не появляться в своём городе. Не провоцировать. Пусть всё уляжется.
– Думаю, после твоей воспитательной беседы, никому и в голову не придёт приближаться ко мне.
– Пока ты в моём доме, думать за тебя буду я.
Фраза звучит настолько директивно и резко, что мне становится не по себе. С испугу я выдаю:
– Это что же получается? Я буду твоей пленницей до тех пор, пока ты не захочешь меня отпустить?
Итальянец прищуривает глаза и отвечает ледяным тоном:
– Именно так. Но слово «гостья» в твоём случае звучит уместнее, чем «пленница».
Аппетит у меня резко пропадает, как и настроение. Остаток ужина проходит в гробовой тишине.