На столе стояла керосиновая лампа. Подле нее сидел дед и натирал варом дратву.
– О-о-о… Петька пожаловал… Что стряслось?
Бабушка повернулась к нам от печки и тоже удивленно смотрела.
– Вон, Вальку, шкодника, пытайте! – дядя Петя подтолкну меня к деду.
– А я-то что? Кто знал, что там осиное гнездо? – неуверенно оправдывался я.
– Ну-кось, поди-кось ко мне, парень, – дед приобнял меня за плечо и усадил рядом.
– Эко тебя разнесло! Пяток спымал поди? – заулыбался морщинами и потрепал меня за волосы, – Пройдет! Ща бабка холодной сметанкой припудрит, завтра видеть будешь.
Подсмеивались надо мной, подбадривали
– Сполосните рожи – то, да отстаньте от мальца – бабушка что-то варила на керосинке, которая стояла на шестке облупившейся боками русской печки.
– Полотенце чистое, Петро, возьми в комоде, да самовар пусть мужики налаживают. Бабка засуетилась вокруг стола.
Пузатый, весь в медалях по кругу, самовар стоял на скамейке у окна. Труба, жестяным коленом смотрела в форточку.
Дядья поплескались около умывальника, стали помогать по хозяйству. Папа сходил с ведром к колодцу, погремел цепью, принес воды. Залил ее в тулово11 и прикрыл крышкой. Нащипал лучин, поломал помельче, поджег и сунул в кувшин12 до колосников. Прикрыл зольник.13 Лучины запылали, разгораясь. Сладко пыхнуло дымом.
В плетеной корзинке – сухие, щеперистые, еловые шишки Их загрузили сверху лучин и нахлобучили колено трубы. Затихло на мгновение… и загудело, затрещало!
Недолгий вечер пролетел за разговорами о планах на завтра. Старики ушли спать за занавеску, в соседнюю половину. Мне выделили место на лавке под окном, постелив тюфяк с сеном, под голову сунули настоящую перьевую подушку. Мужики легли на полу. Перед сном бабка сходила к колодцу и принесла горшок со сметаной14. Зачерпнула ладошкой, жирно смазала мне лицо, что-то пришептывала, приговаривала: «…с лица беда… с гуся вода…», и все крестила меня щепоткой.
– Спи…, сердешный…
Прохлада успокоила зуд. Я чуть повернулся на бок и стал смотреть в окно. Июльское, совсем не темное небо, подмигивало редкими, еле заметными, далекими звездами. Внизу, под полом, было слышно, как вздыхает корова, хрумкая жвачкой, переругиваются куры, занудели комары. В верхнем углу окна закачалась паутина, тонко, обреченно зажужжала муха и стихла в объятиях паука. Тень оконного переплета четко нарисовалась на полу. Не спалось. Сел, оперся руками на подоконник.