– Как ты тут? Выспался?
– Поспал… – я выбрался из сена и пополз к выходу.
– Там я тебе воды у колодца оставил, умойся… – отец спустился по лесенке и распахнул дверь в сарайку, вошёл, загремел инструментами.
Умывшись, вылил остатки холодной колодезной воды на плечи и уткнулся в чистое белое, вафельное полотенце… вдохнул… Ммммм, как пахнет! Солнцем, летом… В цветах уже вовсю трудились шмели, пчелы. Раздвигали лапками тычинки, стряхивали пыльцу, забирались в глубь, доставали нектар и перелетали на соседний цветок. Куры, смешно выставляя шею вперед при каждом шаге, вальяжно передвигались по огороду, вертели головами, лапами раскидывали землю и что-то клевали. Петя ходил среди них и наблюдал за порядком, иногда ворчал негромко, призывая кур обратить на себя внимание, перебирал ногами, чертил крылом. Некоторые подбегали к нему, копались под ним и благодарно кудахтали.
Крыльцо было открыто, из дома наносило жареными блинами. На кухне Мама, вся разрумянившаяся, в цветастом легком фартуке, колдовала у керосинки. Я подошёл и чмокнул её в щеку…
– С добрым утром!
– С добрым!.. Умылся? Садись за стол, сейчас горяченьких добавлю…
В террасе был накрыт стол. Широкая плоская тарелка, на ней стопка блинов. Мамины блины! Тонюсенькие, почти прозрачные, с дырочками, резными, загорелыми краями! На каждый блин Мама клала ложку крупчатого желтого топленого масла и накрывала следующим блином. Иногда посыпала щепоткой сахарного песка…
– Ешь… – мама перевернула блин со сковороды в общую стопку.
– Молоко пей… Утрешнее… Соседка уже принесла – аккуратно налила мне из литровой банки в чашку. Я не заставил себя уговаривать и принялся уплетать блины… Обжигался, дул на них и жмурился от удовольствия.
– Что-то Сережки не видать!? Спит еще? – спросил я про брата.
– Какое там – спит! Утек уже на реку… Сказал, что подъязок начал спускаться. С Сашкой Сорокиным уже тюкают поди, вчера слепней ловили, мух. На устье собирались… – мама улыбалась… Мимоходом погладила меня по голове…
– Ешь… Работник… Я вам обед с собой приготовила… Кашу твою любимую, жёлтую… Пусть Вовка не берет ничего, хватит всего.
Сняла с гвоздя старенький военный вещмешок, принесла из кухни провизию. Села рядом за стол и стала все укладывать. В пол литровой банке виднелась чистая, перебранная, без единого черного зернышка пшенная крупа. Несколько раз перемытая, ярко желтая. Просматривался кусочек сливочного масла, прижавшийся к стеклу, еще не совсем растаявшие три кубика сахара.