- Его сиятельство согласен вас
принять. Но прошу учесть, он не сможет уделить вам более
получаса. - Появившийся в холле спустя пять минут дворецкий
остановился перед поднявшимся ему навстречу с кресла французом.
- Замечательно. - Жерар
белозубо улыбнулся. - Думаю, нам с лихвой достанет этого
времени.
- Что ж, тогда следуйте за
мной. - Дворецкий развернулся и двинулся к лестнице, кажется,
ничуть не сомневаясь, что репортер следует за ним. Впрочем, а с
чего бы ему сомневаться? В конце концов, Верно же прибыл в этот
забытый богом уголок Европы именно для того, чтобы встретиться с
хозяином этого дома.
* * *
После легкого завтрака я вернулся в
свой кабинет, где на столе меня уже дожидался серебряный поднос с
кофием и корреспонденцией. Правда, на этот раз стопка с утренней
прессой была несколько толще обычного. Развернув самую верхнюю из
отутюженных Грегуаром газет, я сделал глоток ароматного черного
напитка и, ностальгически вздохнув, принялся за чтение. Этот выпуск
«Матэн» был доставлен в город дирижаблем в числе прочей иностранной
прессы, непосредственно из Иль‑де‑Франс и был мне интересен по
одной простой причине…
«Инсбрукский затворник.
Этот старый кирпичный особняк на
одной из улиц Инсбрука, небольшого городка в Острейхе, чья слава
осталась лишь в его истории, наверное, можно было бы назвать самым
непримечательным домом в округе, не отличающимся от своих соседей
ни архитектурой, ни цветом, если бы не одно “но”. Именно здесь, в
Прадле, в доме на Андэхштрассе живет человек, заставивший говорить
о себе половину Европы. Человек, интересный всему Северу. За ним
наблюдают клевреты хольмградского правителя и кабинетские короля
Вильгельма. За ним пристально следят зеленые мундиры Нордвик Дан и
клерикалы Сен‑Клу. Князь Старицкий - изобретатель, о чьих проектах
говорит весь свет, человек, сочетающий в себе талант мага и
логическую точность прирожденного механика. И мы с гордостью
представляем на ваш строгий суд интервью нашего лучшего репортера
Жерара Верно, взятое им у князя…
От редакции.
…Его сиятельство принял меня в
скромном кабинете, ничуть не напоминающем иные роскошные
апартаменты наших магнатов и аристократов. Никакой лепнины и
позолоты, никакой кричащей роскоши. Лишь темное благородное дерево
и светлые обои. Все строго, функционально… и удивительно уютно. Я
не преминул отметить этот факт вслух и поинтересовался автором
интерьеров, а в следующую секунду устрашился, что на этом мое
интервью и закончится, столь явно князь выказал свое
неудовольствие, отказавшись отвечать на этот вопрос, но я ошибся…
Г‑н Старицкий оказался человеком отходчивым и весьма дружелюбным,
даже открытым, что можно назвать довольно редким качеством для
столь титулованного дворянина, так что спустя несколько минут мы
уже беседовали как ни в чем не бывало. К слову сказать, я был
беспримерно удивлен, когда узнал, что князь говорит по‑французски.
И хотя его легкий акцент и некоторые словечки выдают в нем
человека, немало пожившего на восточном побережье наших заморских
владений, я, к моему стыду, вынужден признать, что мои познания в
родном для его сиятельства русском языке куда как менее
обширны…