- Виталий Родионович, ваш
стремительный отъезд из Хольмграда вызвал большой шум в обществе,
ходили даже слухи, что глава Особой канцелярии отдал приказ о вашем
аресте… и даже обеспечил целый кортеж для вашей доставки в тюрьму.
Это так?
- Досужий вымысел. - Князь
небрежно махнул рукой. - Люди Владимира Стояновича, охранявшие
вокзал, спасли меня от смерти под обломками рухнувшего дирижабля.
Естественно, они доставили меня на своем авто в канцелярию,
поскольку ее здание находилось куда ближе к месту аварии, и там
всегда имеются врачи, на случай непредвиденных обстоятельств. Ну, а
слухи об аресте… поверьте, хольмградское общество подвержено
желанию приукрасить действительность ничуть не меньше, чем наши
европейские соседи. Я бы не удивился, если бы в свете начали
говорить, что меня вообще должны были отвезти в лес и там удавить,
к примеру, давно точившие на меня зуб сотрудники Зарубежной стражи.
Почему бы и нет? А потом и вовсе выдумают, что я жестоко поубивал
добрый десяток своих конвоиров и сбежал… Слухи, господин Верно, это
такая эфемерная вещь…
- И русский царь вовсе не лишал
вас жалованных наград?
- Хм… - Князь смерил меня долгим
взглядом, вздохнув, закурил вытащенную из резной шкатулки на столе
короткую папиросу и, лишь скрывшись за облаком ароматного дыма,
ответил на мой вопрос: - Государь не лишал меня ни званий, ни
наград. И я бы очень хотел узнать, кто рассказывает такие небылицы.
Если не верите, можете справиться обо мне в орденских списках. Они,
к счастью, общедоступны…»
Прочитав газету, секретарь Государева
кабинета, господин Рейн‑Виленский хмыкнул и, одним глотком осушив
миниатюрную чашку кофию, перевел взгляд на расхаживающего перед ним
Телепнева.
- Владимир Стоянович, друг мой,
прекратите уже метаться, словно голодный тигр в клетке.
- Эдмунд Станиславич, я бы и рад
успокоиться, да вот… не дают! - Фыркнул глава Особой
канцелярии, абсолютно невежливо ткнув пальцем в сторону отложенной
Рейн‑Виленским газеты.
- Право, князь, что такого
волнующего вы нашли в этом творении французских щелкоперов? -
недоуменно приподнял бровь секретарь.
- Что? Вы не понимаете? -
окончательно взбеленился Телепнев. - Вот совсем‑совсем, а?
Тогда, позвольте, я открою вам глаза, господин действительный
тайный советник.
- Извольте, господин генерал,
извольте, - невозмутимо пожал плечами его собеседник,
одновременно выверенным жестом накладывая на свой и без того весьма
серьезно защищенный кабинет еще и наговор тишины.