– Говорят, встречается с ней ночами, – заявила Настя, подчеркнув «ночами», давая понять, что вряд ли люди подозревают молодёжь в греховном поедании мороженого. – Сегодня доброхоты отцу рассказали, я своими ушами слышали. Он домой пошёл, а я сюда. Или ты на ней женишься, или я тебя убью! – Она перевела взгляд на продолжавшего молчать Алексея. – Если он её хоть пальцем тронет, имей в виду, если я тебя не убью, сама Шура прикончит. Она белку бьёт, шкурку не задев, ты знаешь.
– Это как? – якобы удивился Игнат.
– Из мелкашки[11], когда из-за веток видна только голова, в неё и попадает.
– Попадает белке в глаз с пятидесяти метров?
– Именно.
– Плевать мне, кого она бьёт, – подал голос Алексей. – Я ни в чём не виноват, жениться не собираюсь.
– Убью.
– Убивай.
Фёдор дёрнулся, Полина, не в силах сдерживать эмоции заныла, перепуганная Маша заревела навзрыд. Игнат сделал несколько шагов в сторону Насти, которая сжала губы и не отводила напряжённого взгляда от стоявшего истуканом Алексея. На чистом девичьем лбу, у висков, проступили синие венки, такие же были видны на кистях рук.
Хлопнула дверь, Настя вздрогнула всем телом, руки же при этом оставались недвижимы, будто существовали отдельно. Игнат не знал, может ли Шура «попасть белке в глаз», но то, что эта девушка, Настя, может одним выстрелом завалить медведя – не сомневался.
В следующее мгновение по Настиным рукам ударили, саму девушку скрутили заломив. Ружьё мгновенно перехватил Игнат, Фёдор подлетел к Алексею, рефлекторно отталкивая здоровенного сына, но всё же своего родного ребёнка, в сторону матери. Полина держала ревущую Машу, сама не переставая лить слёзы.
– Ты как здесь оказался? – спросил Игнат Михаила, который всё ещё держал притихшую Настю. – Откуда узнал? – показал он глазами на «террористку».
– Чего узнавать-то? Сашка Ермолин пошёл домой после новостей о Шуре с Алексеем, а Настя со свахой сюда. – Михаил посмотрел на дробовик.
Хороша сваха, нечего сказать – главное, не поспоришь. Аргументированно сватает – любо-дорого глянуть.
– Что же мне с тобой делать, Настя? – Фёдор присел так, чтобы посмотреть в глаза гостье, которую продолжал удерживать Михаил.
– Что хочешь, то и делай, Фёдор Степанович, только знай: обидит отец Шуру – не жилец твой Алексей.
Сидели в гостиной. Фёдор в широком кресле, устроив ладони на деревянные боковины, словно восседал на троне. Большак, как сказали бы в старину. Алексей примостился на табурете, таком же основательном, как и вся мебель в доме. Полина устроилась в точно таком же кресле, как и муж. Обхватив голову руками, она раскачивалась из стороны в сторону. Михаил упал на диван, усадив рядом Настю, крепко обхватив рукой – не шелохнёшься. Руки у Михаила, как у любого лишённого ног, были на редкость крепкими, не круглые сутки он на протезах, по дому управлялся в инвалидном кресле или «своим ходом». Машу отправили к детям, велев носа не высовывать, пока не позовут. Игнат же стоял в дверном проёме, сложив руки в замок.