Проходя мимо богатого дома с обширным двором и львами на входе, я остановился. Надо же, из стоявшей рядом подводы мужики разгружали… картины, обёрнутые материей. Но я разглядел, с одной ткань упала, обнаружился какой-то… пейзаж, кажется, так это называется. Красота! Вот ведь дал Бог людям талант!
Из дома выглянул человек в форме, похожей на военную, крикнул мужикам:
– Эй, что там у вас? – я уловил акцент на согласных, как у немцев, с которыми как-то столкнулся в кабаке.
– Так это, Генрих Фёдорыч, картины.
– Опять? – тот выпучил глаза и скрылся.
Я постоял ещё, но другие картины были упакованы хорошо, и больше ничего не увидел. Я уже двинулся дальше, но вдруг будто обжёгся от взгляда недобрых узких глаз, еле видных между бородой и картузом, натянутым чуть не на нос. В это время мужики, таскавшие картины, ушли в дом, управляющий-немец разговорился с бородатым хозяином дома, одетым в щегольский тёмно-синий костюм, который так отличался от одежды здешних жителей. Я узнал его – это было господин Бокар, известный купец и при этом любитель искусства, как говорили, и владелец обширной коллекции русских и иностранных картин.
В это время обладатель колючих глаз, как я его нарёк мысленно, подошёл вразвалку к подводе, спокойно взял из неё широкую обёрнутую материей доску и как ни в чём ни бывало пошёл прочь. Я оглянулся, но никто, похоже, такой наглости не ожидал, а потому не заметил.
– Стой, – сказал я негромко. Вор покосился назад и ускорил шаг. – Стой, – уже крикнул я.
Кто-то подхватил и тоже закричал. Остроглазый почти бегом свернул в переулок, и сразу раздался свисток. Когда я завернул за угол, вора держал за воротник огромный городовой, говоря:
– Куда, спешим, Симеон? Говори, тать!
– Да какой тать, вашеблагородь, доски вот на базаре купил…
– Купил?! Не припомню, чтобы ты когда-то что-то покупал.
– Он вор, – закричал я, подбегая, – это картина, а он украл от дома господина Бокара.
– Вы чьи будете?
– Сын купца Завершинского, Савва Гордеич.
– Батюшку вашего знаю, поклон передавайте, – и, оборотясь к вору, – ну-ка, показывай свои доски.
– Да безделица, – юлил тот.
– Показывай, – повысил голос городовой так, что, казалось, и птицы замолчали.
Тот отогнул материю – на них, прямо по дереву, был нарисован пейзаж: синяя лунная ночь, холмы, поля, леса, и жёлтая луна освещает это всё тусклым светом.