– Да икону в деревне у бабки стащили.
Парень понимающе кивнул.
– А ты за что?
– Я за убийство.
– Серьёзно?
– Какие тут могут быть шутки…
– Случайность, – продолжал он, подумав, – на поезде, сопровождающим грузов работал. После смены пистолет не сдал. А тут приятель ко мне заявился. Я в шутку навёл на него. И на курок-то не хотел нажимать, но как-то получилось, – и «бах». И всё. Теперь уж назад не отыграешь. Как взвёл, как патрон там оказался? – не пойму. Да что уж теперь! – махнул он в отчаянии рукой.
Затем резко потряс головой, махнул ещё раз рукой и нервно заходил по проходу.
– А ты из наших значит, – из воров? – спросил Сашку с нар большой крепкий смуглолицый человек и, подвинув свёрнутую куртку к самой стене, подпёр её черноволосой головой, – первая ходка, вижу.
Сашка кивнул.
– Ну, ничего, натаскаешься. Сюда только раз попасть – и пошло поехало. Сюда, как говорится, вход широкий, а выход узкий, – и сюда, за решётку и в эту воровскую жизнь…
– Весёлое дело – воровство, – продолжал он через паузу, несколько задумчиво, – и всё же есть в нём какая-то неприятность и подлость. Мы раз спёрли у мужика сумку на вокзале, а он, оказывается, дочь в больницу вёз в Москву, и оставили людей без денег и без билетов. Ну, а нам-то откуда было тогда знать?!…
– Но, что поделаешь, такова наша жизнь, – закончил он, вздохнув, и, закрыв глаза, замолчал, возможно, крепко задумавшись.
В распахнувшемся дверном оконце появилась часть красного, одутловатого лица надзирательницы: – Чай и хлеб получите, уважаемые. Вот хлеб. Давайте кружки сюда, – сейчас я вам написаю.
Камера загудела: – Мы тебе написаем, тварь мордастая, – до дома не доползёшь!
– Да я так, – улыбнулась надзирательница, – вам уж и пошутить нельзя.
– Шути, да знай меру, – примирительно проворчали в камере.
От окошечка потянулись по рукам, дымящиеся паром кружки и серёдки чёрного хлеба.
– Ну, на здоровье! – подмигнул Сашке смуглолицый, неторопливо прихлёбывая из кружки, – один декабрист писал, как их гнали в Сибирь. Так вот, жаловался: дают, говорит, нам на день всего по буханке хлеба да по паре фунтов колбасы. Вот истинный крест. Сам читал. А тут по кусочку хлеба, да кружке чая чуть сладкого. Эх, и времечко пошло, прогресс, мать его!..
Перекусив, люди несколько ободрились, слегка повеселели, стали вспоминать зоны, где им пришлось «отсидки» проводить. Вспоминали начальников, общих знакомых, многие из которых ещё там «торчат», ну а некоторые и на свободе уже «дрягаются».