Люди страдали от жары, не скрывали плохого настроения, но из образов не выходили. Доходили естественным путем до нужной степени свирепости, чтобы с блеском сыграть угрюмую толпу, недовольную внутренней и внешней политикой государства Российского на рубеже веков.
Рядом с группой мешочников к единственному свободному месту около одной из колонн прислонилась, чуть сгорбившись, высокая фигура полярного исследователя Степана Журавликова. В обычной одежде, без мешка за спиной, он не портил общего настроения «Доколе, братья и сестры, не возьмемся за колья, топоры и вилы в гневе праведном? Доколе, утомленные знаниями разночинцы, мещане, угнетенные налогами, безземельные крестьяне и искусные ремесленники без орудий производства, терпеть будем власть мироедов и супостатов с титулами и без?». Полярник вместе с толпой наливался багряно-лиловым оппозиционным недовольством, зависая около киоска в нелепой позе профессионального бездельника – Журавликов прижимал руки к рубашке крест-накрест, наклонив корпус вперед под углом тридцать градусов.
– Здравствуйте, Степан. Рада вас видеть. Как поживаете? – Я подошла к колонне поближе.
– Здравствуйте, – ответил Журавликов в некотором смущении: – Э-э-э-э, мы с вами знакомы?
– А кто мне месяц назад костюмы полярников для выставки выдавал со склада института Арктики и Антарктики?
– Не может быть? Неужели это вы? И что у вас с лицом? Вас кто-то обидел? Глаз подбил? Или, как водится, в темноте сами приложились о подходящий дверной косяк? Уж простите – не сдержал любопытства. Мне маменька постоянно твердит, что никогда не надо замечать мелкие недостатки окружающей действительности от слова «совсем». Черт, опять не справился.
– Никто меня не обижал. Очки с темными стеклами дома забыла – так что глаза и опухший нос теперь не спрятать. Я неделю фонд рисунков детей блокадного Ленинграда разбираю. Рыдаю весь рабочий день, остановиться не могу.
– А когда домой придете, что делать будете?
– А почему это вас волнует? – вопрос Степана, признаться, застал врасплох.
– Нет-нет! Не подумайте ничего этакого. Я просто представил, как вы идете вся такая грустная, дверь в квартиру открываете, ключик «звяк-звяк», и «Чу! Звериная тропа где-то в недрах кухонной пещеры задрожала от топота», кто-то бежит к вам навстречу, торопится, поспешает, огненную землю стальными когтями царапает: «Где она? Где кормилица верная и гладильщица искусная? Неужели вернулась моя прелесть неизвестно откуда?» И правильно, вы уже улыбаетесь, потому что дома вас чудо расчудесное встречает. Здравствуй, говорит, любимая хозяйка. Не печалься. И лапочкой так поглаживает.