Главный герой романа отдал близким и дальним все, что имел, спас родных, освободился от давления социума и должен был вот-вот совершить блаженный квантовый скачок в иную реальность. Мучительное состояние отложенной смерти отменялось, впереди маячил победный берег Чудского озера, а Васильевский остров исчезал из его жизни навсегда. Растворялся в ранних сумерках, уплывал за линию горизонта, как белое облако.
Облако! Я остановилась, будто споткнувшись, на углу проспекта и 15-й линии, вернее сказать – замерла в состоянии стазиса, кинув случайный взгляд на закатное небо. Прямо на моих глазах в воздушном пространстве плотные облака пришли в движение и сооружали почти настоящую театральную сцену, закрытую почти настоящим занавесом с малиновым сияющим узором в цвете доброго скорпиона из японской долины Валдора, давнего знакомца любимого писателя Кэндзи Миядзава. Плавным взмахом занавес поднялся, и я увидела стоящую на авансцене фигуру демиурга Максимилиана. Он красовался перед единственным зрителем в горделивой позе, задрав подбородок, и был явно доволен произведенным эффектом, забыв о собственном позоре и изгнании. «Помаши рукой, если слышишь», – мысленно обратилась я к не самому приятному персонажу. И он услышал – несколько раз изящно помахав в ответ рукой. Небесная подсказка высветила из темноты подсознания всех участников финала, расставила их по своим местам, зарядила свежей энергией вдохновения, и я бегом, пока все не расплескалось внутри, помчалась к письменному столу. Благо не далеко.
Эта сцена полностью перенесена в последнюю главу романа. На его страницах, как в небе над набережной лейтенанта Шмидта, открывается миру настоящий облачный театр в пурпурных красках заходящего солнца, с нежным сине-голубым просветом чистого неба и тонкими теплыми линиями дыма от районной ТЭЦ. Ее три трубы в виде высокой западной короны заметны из любой точки острова, а горячий дым расцвечивает белой скорописью Покраса1 холстину холодного неба над зимней акваторией Невы. Картина изменчивой красоты застыла на несколько драгоценных секунд. Занавес опустился, и все исчезло, как не бывало. Надо мной опять нависало серое пастбище с плотными рядами облачных баранов.
Когда создаешь повесть для тех, кто хочет написать отличный роман и не сойти с ума из-за порушенного привычного уклада жизни, хочется сразу же с первых строк подбодрить, вдохновить и предупредить смельчака, что он вступает на дорогу, где каждый шаг оплачен потерями. Никто не даст гарантий, что ты нынешний, выплеснувший синеву глаз в рукописные невские воды, будешь умнее, добрее и привлекательней себя вчерашнего. Скорее, наоборот. Не хотелось бы, чтобы читатель сразу утонул в бесконечных именах героев «Молчанья вдребезги» – а иногда один и тот же персонаж имеет их несколько, а также раньше времени разочаровался в сюжете и не дочитал повесть до конца.