– Тебя видели на рыночной площади, – в обычном общении с рабами Мансул не опускался до оскорблений. Он просто втаптывал в песок каждым звуком сказанных им с искренной яростью слов. Вот если Мансул начинать поминать шайтанов – значит до плети осталось совсем недолго.
Мун промолчала.
Ну, как промолчала, просто ловила ртом воздух, в то время как магическая удавка этот воздух из её горла выживала.
И в уме прикидывала время.
Еще секунд десять – и она умрет.
И будет свободна.
От Мансула, от этого пари-наказания и от противного обязательства сдерживать свою жажду справедливости в руках.
Пять. Четыре. Три…
Мансул щелкнул пальцами, распуская магическую петлю на горле рабыни. А тело – это жалкое человеческое тело, тут же со свистом вдохнуло воздух полной грудью.
Какое разочарование…
От этой петли даже синяков не останется. Такая вот особенность у магических наказаний.
– Ну, – скучающе поинтересовался Мансул, – будешь врать мне, что не выходила из дома, шайтанова дочь?
Да, да, скучающе. Ему не особенно интересно, почему она вышла на улицу, но послушать униженные оправдания ему приятно.
– Простите, господин, – сипло выдохнула Мун, держась за горло, – я забылась и вышла. Пришла в себя – вернулась в ваш дом.
Растирать было нечего, душила ведь её только магия, но пальцы так и тянулись к шее. К тем местам, которых когда-то касалась удавка.
Будь ты проклят, Эль, мог дать тело мужчины, им было попроще даже в рабах. Порка была не настолько отвратительна, как магическая петля, вызывающая слишком плохие ассоциации.
– Я взял тебя с улицы, помнишь, шайтанова дочь, – презрительно скривил губы Мансул, – ты болталась по улицам, не помня ни своего имени, ни своего отца. И никто в Турфане не признал тебя своей женой или дочерью. Я взял тебя в свой дом, я дал тебе имя, я кормлю тебя, хотя ты почти бесполезна. А ты позоришь меня своей непокорностью?
– Простите, господин, – она говорила это, даже не задумываясь, все эти оправдания были припасены заранее, – это было какое-то наваждение. Видимо, духи, похитившие мою память, все еще одерживают меня.
– Я продам тебя в дом утех, если не прекратишь сходить с ума, поняла? – раздраженно бросил хозяин, а затем тряхнул головой. – Возьми лютню. Я должен ужинать в тишине, по-твоему?
– Сию секунду, господин, – торопливо откликнулась Мун, поднимаясь на ноги.