– Дилл, бежим!
Мы припустили со всех ног, наперегонки с ветром, и нашли мать, опершуюся на палку. Она впихнула мне в руки мешок. Мать была бледна, как березовая кора. Она не могла бежать. Ее нога была искалечена, вся в рубцах и напоминала криво выросший корень.
– Они близко! – Дилл потянула мать за собой.
Та лишь нагнулась и стерла грязь с ее щеки.
– Вот, возьми, моя Дилли Ди…
Она раскрыла ладонь Дилл и что-то в нее вложила. Что-то круглое, черное и тяжелое лежало на тонких пальцах Дилл. Камень Волчьего дерева. Гадальный камень матери. Потом она посмотрела на меня, строго.
– Ступай в ковен[1]. Найди мою сестру. Позаботься о Дилл. Давай же, иди!
Я помню это. Ее лицо – как смола, застывшая на древесной коре. Трещина рта. Пламя в глазах.
– Иви, поклянись, что всегда будешь присматривать за Дилл.
Ее лицо было суровым – от любви. Я слышала крики. Они приближались.
– Ради моей крови, твоей крови, крови твоей сестры… – Она толкнула меня. – Поклянись и иди, Иви!
И это теперь навсегда со мной. Ее рот, искривленный криком, ее ярость, обращенная на меня.
– Я клянусь, мама…
А потом я взяла Дилл за руку, и мы побежали.
Мы бежали к ближнему лесу. Как зайцы от собак. Так ведь ими они и были. Не мужчинами – псами, которые воняют и пускают слюни. Мы добежали до деревьев, когда я услышала вопль, который вонзился в меня глубоко, как нож.
Дилл хотела вернуться, но этому не бывать. Она тянула меня, пинала и царапалась. Мать снова закричала. Я помню этот крик – визг лисы, пойманной в силки.
– Иви, они делают ей больно… ИВИ!
Но я держала Дилл крепко. Она сжимала в руке камень матери, так, что побелели пальцы.
– Тише, Дилл, – нас поймают.
Их было четверо. Они сломали ее палку. Порвали платье. Мать подняла руку к груди, пошатываясь на здоровой ноге, ее темные волосы развевались, глаза пылали, словно угли в костре.
И я поняла. Она увидела, что ее ждет.
И в тот же момент она увидела, что ждет их.
– Не троньте моих детей! – Ее голос, отдаваясь эхом, возносился к небу, которое смотрело на них. – Или, я клянусь, вы все… – Она показала на четверых, следивших за ней. – Вы все умрете!
Она была такой сильной, такой красивой, такой одинокой.
Тогда один из них подскочил к ней и ударил ее по лицу.
Как будто он ударил не ее – меня. Я едва не закричала от боли.
Мать упала.
Как же мне хотелось побежать к ней. Кинуться на них, порезать этих псов. Но у меня не было ножа. А их было слишком много. И я бы нарушила слово, данное матери.