Входя в заведение, я постарался затолкать свою нервозность поглубже в карман брюк.
В баре я взял стакан и громко постучал по нему ножом:
– Прошу внимания, пожалуйста.
Гул постепенно стих.
– Я детектив с «Алекс»…
Кое-кто засвистел и зашикал. Обычное берлинское дружелюбие.
– …и расследую убийство человека, который приходил сюда каждый день. Его звали Бруно Кляйбер, он заправлял нелегальной рулеткой под мостом Гертрауден. Сегодня днем его ограбили и зарезали, а тело столкнули в реку. Я хотел бы поговорить со всеми, кто его сегодня видел или может пролить свет на то, что с ним случилось.
– Он был евреем, – выкрикнул кто-то. – Так кому какое дело? Может, с ним просто поступили так, как он поступал с другими.
– Да, грабил, – со смехом добавил другой голос.
– Я в это не верю. Судя по тому, что я слышал, он вел дела честно.
– Кляйбер был здесь сегодня, – произнес мужчина, стоявший ко мне ближе остальных. – Как всегда. Пообедал, выпил пива и ушел.
– В котором часу?
– Пришел около двенадцати. Ушел около двух. Наверное, после этого все и произошло.
– Вы не видели, кто-нибудь с ним разговаривал?
– Он держался особняком, – ответил другой мужчина. – Никогда никому не надоедал.
Из-за стойки вышел хозяин кабака с небольшой полицейской дубинкой в руке.
– Мертв, говорите? Скверно. Бруно Кляйбер был хорошим клиентом и хорошим человеком, и я отделаю любого из вас, ублюдки, кто скажет иначе. Поняли?
Гул снова стих.
– Если кто-то что-то вспомнит, можете позвонить на «Алекс» и сообщить мне конфиденциально. Меня зовут Гюнтер. Бернхард Гюнтер.
Не самое тонкое исполнение, но, с другой стороны, таким оно и должно быть. Я собирался лаять погромче в надежде поймать в загон парочку овец.
Снаружи «Нуссбаума» овцы нашлись. Во всяком случае, одна. Мичек и второй полисмен задержали мужчину, который немедленно стал моим подозреваемым номер один. Я сразу узнал его по описанию Доры Гауптманн. Оба коппера достали дубинки и всем видом выражали готовность подавить любое сопротивление. Пусть даже такого крутого парня.
– Он вышел, как только ты начал свою речь, – сообщил Мичек. – И очень торопился. Будто совсем не хотел помогать берлинской полиции.
– Ты Кубе? – спросил я парня.
– Не-а.
– Значит, Кольбе?
Здоровяк пожал плечами.
– А кто спрашивает-то?
От него разило пивом, и на ногах он держался достаточно нетвердо, чтобы у меня не осталось сомнений: парень пил весь день.