И все было бы хорошо, если бы бронзовая табличка с историческим именем, прибитая некогда к дубовой воротине, не затерялась почти так же давно. Собственно, история с табличкой была тоже весьма странная. Изначально оный предмет, как и положено всем законопослушным представителям рода казенных табличек, был расположен справа от арочного проема, да и воротами тогда не пахло, была арка как арка – ходили под ней люди, разглядывали даже, по первому-то времени. Вот только повадился один шутник (может, не любил он того писателя-поэта, а может и просто так, ради забавы) сымать табличку да кверху ногами вешать.
Он глянул внимательно на каменную кладку, ага, вот и дырочки остались на том месте, раньше не замечал, видать, замазку дождями размыло без надзора. Узнало тогда начальство про такие дела, да и издало указ – повесить воротину восьми пальцев толщины, дабы повадно не было – из такой черта с два чего повыдираешь. В общем, дело вышло так, что до сих пор решают, что с аркой делать, вернуть прежний вид али нет, а пока суть да дело табличка-то и затерялась, может, тот же шутник уволок, а арка так и стоит обшарпанная.
Да и то хорошо, есть что вспоминать, напрячь память, а уж воспоминания для него сейчас, как бальзам на душу.
Вот и первый перекресток, где раньше тумба театральная стояла. Задрав голову, он повернул за угол, влекомый неожиданной мыслью. Да, он увидел, что хотел. На верхнем этаже двухэтажного того дома, под стеклянном козырьком балкона все еще стояли три цветка с геранью. Хм, холодновато для них, скоро хозяин занесет горшки в дом и балкон опустеет. Чем-то манил его этот второй этаж… Чем-то забытым. Как это может быть, ему же до сих пор удавалось вспомнить все, абсолютно все!
Это связано с миром и боем, но уж точно – с ненавистным перемирием. Что-то невероятное мелькало на самой грани сознания, раздражая порой, но не показываясь на глаза. Не забыть бы выяснить.
Он тряхнул головой, невольно вздрогнув от раздавшегося в тишине резкого шипения шлема. Звук этот, сам по себе знакомый, так что его и не заметишь порой, был теперь настолько неуместен, что заставлял морщиться. «А, черт с ним, приду, да и закину куда подальше, с глаз долой».
Теперь он шел вперед не медлительной походкой заезжего туриста, не знающего, как бы убить время, он двигался целеустремленно, поскольку только теперь вспомнил, куда именно он шел.