– Да могло ли быть лучше? В данной ситуации – точно нет.
– Комиссары им такого точно не читают. Курт, ты бы не хотел стать комиссаром?
– Пошел ты!
– Так, по существу. Сидеть мы всю жизнь не можем. Сдаваться – тоже. А что касается оборотней… Не знаю даже, где их искать. Да и брать в свои ряды они будут только проверенных людей. А к тому же нас вполне могут принять за агентов НКВД.
– Слушай, Ганс, надо сдаваться. Ты видел, что они творили в России? А что мы творили? А что сверху творилось, мы вообще не видели! И ты не хочешь это остановить? У тебя же семья!
– Сила не в массе, а единстве. Ты два года на войне, а так ничего не понял! Хочешь идти – иди. Только лучше от этого не будет… Поверь мне… Хочешь быть стадом – иди. И потом: кто они, и кто – мы? Я их видел больше. К черту! Родина превыше всего! А зачем мне семья, если им будет негде жить? Ни страны, ни дома, ни культуры… К черту!
– А вам не кажется, что просто Бог подарил нам лишние несколько дней жизни? Так давайте их просто проживем.
От молодого Курта такого не ожидали. Дискуссия прервалась. Каждый задумался о последнем шансе, который дала им война. Ганс вспоминал об осколке, попавшем в глаз раненому, – Ганс нес того на плече. Рудольф вспоминал своего командира, лейтенанта Корфински, которому куском кирпичной кладки проломило грудь, когда он давал приказ перейти в подчинение соседнему подразделению. Курт в седьмой раз читал письмо и хотел вернуть своему народу Францию.
– Такая жизнь нам точно не нужна…
– Да он просто католик!
Опять тишина.
– Вот из-за такой говорильни мы проиграли первую войну, а теперь и эту. Надо к следующей готовиться…
– Готовься. Может, еще один крест получишь.
Этого Ганс выдержать не мог. Он вообще относился к снайперам как к обслуживающему персоналу. Теперь этот персонал замахнулся на награды, заработанные смертью.
Здоровенный Рихард упал на пол. Он увидел лезвие ножа. «Вот и все, смерть предателя», – мелькнуло в голове у простого солдата, прошедшего страны и моря, голод и холод, кровь и ненависть, позор и поражения – внутренние и внешние. Курт вскочил и разбил табуретку о голову Ганса; и все стихло. Стоять осталась одна табуретка.
– Курт, теперь сдаваться точно нельзя. Давай поедим сперва, скоро должна прийти Хельга. Потом решим.
– Умрем, да и все.
– Куда же дальше? Если снять оружие, ремень и знаки различия, то мы просто пехотинцы апокалипсиса.