– Может быть, но лучше быть мертвым снаружи, чем внутри.
Установилась тишина. Рихард решил промолчать. Разговоры на морально-этические темы не были его коньком. Стрелять ему было приятней. От охоты такого удовлетворения он не получал. Он сидел на полу и думал, что от охоты пользы, конечно, больше. Рихард умер внутри. Умирал медленно. Эта схватка была последней каплей.
Такой весны еще не было…
4
День для нее закончился поздно. А ее еще ждали. Сил больше не было. Ночь наступала не только на город, но и на нее.
Горькая вязкость окутывала все предметы жизни человеческого общества. Во тьме горели еще сохранившиеся постройки. Из тьмы раздавались женские крики и просьбы о помощи. Через тьму пролетали души погибших на пути к черно-белому. По этой тьме шла и она. Туфли стали идти медленней, шелк холоден, а волосы свалены. Лицо стало задумчивее и серьезнее, но невинность черт осталась первозданной.
Она дошла до знакомого «перекрестка». Свернула к медицинскому пункту, в котором она когда-то спасала солдат. В таких местах внешность ценилась не очень высоко, и бледной, маленькой Хельге стало не по себе. Спускаясь вниз, она старалась не думать ни о чем, а уж о ком-то вообще не думала несколько недель.
– Солдаты, вы здесь? – в темном, изуродованном подвале раздался еле слышимый шепот.
– Да, Хельга. Присаживайся, ты ведь сильно устала. Вообще-то, я думал, ты больше не придешь…
– Рудольф, ну как же я вас теперь брошу? Мы же немцы.
– Сколько сегодня?
– Три капитана, два майора, три лейтенанта, один даже с геройской звездой был. Один полковник еще впереди.
– Он же заметит, что тебя долго нет, и просто застрелит.
Ее лицо приобрело детские черты.
– Да он меня мыться отправил, говорит, мол, грязная и воняю, – она легко улыбнулась, так естественно, что в темноте улыбка стала совершенно всеразличаема, даже на фоне очищенной пустоты, – хотя вчера никто ничего не сказал, а до вчерашнего вечера я не мылась несколько недель.
– Да полковник, наверное, баню строить собрался! И что теперь?
– Курт спит?
– Ганс умер. Курт спит.
– От чего Ганс-то умер? – сказала шепотом Хельга и протянула банку тушенки.
– Да мы тут подрались… Курту пришлось ударить его табуретом по голове. Не знаю, от чего он умер. Пульса нет.
У Курта катились слезы. Он сам не понимал от чего. Смерть Ганса. Жизнь Х. Все наслоилось. А Франции он уже никогда не увидит.