За руку его держи!
Раненная птица научилась петь.
Исцелившись, сердце перестало болеть.
Страшно снова крыльям на сильном ветру,
Но шептал милый: «Я в тебя верю!»
И научил ее летать и быть собой,
И предложил ей стать его судьбой,
Ведь только вместе стоит идти.
Вдвоем за счастьем вам по пути –
За руку его держи!
Во время пения он отодвинулся к дальней стене и ушел в себя. Мне было не по себе, поэтому я либо закрывала глаза, либо смотрела в пол. Я пела на незнакомом ему языке, так что понять можно было, только открыв сердце. В какой-то момент он закрыл глаза и, казалось, внимал каждой ноте, будто знал, о чем я пою. Когда песня закончилась, он открыл глаза и долго смотрел на меня, не возвращаясь в реальность.
– Красиво. У тебя тонкий и нежный голос. Я сердцем чувствовал твои эмоции. Это было сильно.
– Спасибо, – пробормотала я, краснея. – Эта история обо мне, и мне трудно ее петь, зная, сколько боли в каждом слове.
– Я думал, это песня о любви, – сказал он с удивлением.
– Как ты… Песня именно об этом.
– Как звучит последняя фраза на английском?
– «Hold his hand»…
– Так и знал. Должно было быть что-то романтическое.
Он отвел взгляд, что-то живо представляя, а потом мечтательно улыбнулся.
– Твоя очередь, – сказала я, игриво шевеля бровями.
– Что?
– Покажи мне что-нибудь. Я тут душу перед тобой излила, теперь твоя очередь.
– А, ты из этих: ты мне – я тебе.
– Именно. И теперь я с нетерпением жду, что же ты мне покажешь.
– Вот черт, – произнес он смущенно. – Ладно, ладно, я тоже спою.
– Что?! Ты поешь? Почему я никогда не слышала?
– Ну… – пытался найти слова он.
– Ни слова больше. Просто пой. Очень хочется послушать, – я показала, будто застегиваю молнию от одного уголка рта до другого, и затихла в ожидании.
И он действительно запел. Было слышно, что он нервничает, порой, сбивался и пел мимо нот, – но это прозвучало очень мило. Чувствовалось, что ему не хватало инструмента, поэтому он ритмически помогал себе, хлопая в ладоши, по коленям и даже по стене лифта. Мелодия прыгала то вверх, то вниз, как я люблю, а слова были простыми и искренними, и мгновенно открыли эту бездонную кладезь романтики его души. Почему-то мне показалось, что за своей маской мужественности и рубахи-парня, он чувственно раним.
Когда он закончил, в моих глазах стояли слезы. Я не могла объяснить их появление и скрыть тоже. Пока он пел, ни разу не отвел взгляда, будто закидывая каждое слово как семечку на благодатную почву моего нового чувства. Муж, каким бы замечательным он ни был, никогда до конца не понимал моих песен. Мне постоянно приходилось разжевывать смысл, спрятанный между строк, и доказывать, что я хочу петь именно так. Я понимала, что у нас разные вкусы, это не его стиль, но ведь можно было и поддержать хоть раз, одобрить. Все-таки каждое слово подбиралось с трудом, потому что раскрывать душу всегда непросто.