Он закрыл глаза, пытаясь поскорее придти в себя. Откуда-то сзади доносились отдалённые звуки взрывов артиллерийских снарядов, что неустанно продолжали перемалывать наступающих. Слышались приглушённые хлопки мин и истошные вопли раненых. А утренний воздух был насквозь пропитан едким запахом гари и свежеперекопанной земли. Эзекиль глубоко вздохнул и принялся массировать виски. Голова невыносимо болела, а к горлу подступала тошнота.
Вспомнилось лицо дикаря, что напал на него в этом злосчастном окопе. Свирепое, грубое лицо с корявой татуировкой на лбу. Татуировкой, означающей символ христианского мира. В тот момент Эзекилю казалось, что он столкнулся с диким зверем, готовым разорвать его в клочья. Впрочем, возможно, так оно и было. Это третий человек, которого Монгу довелось прикончить. Первыми двумя были те гвардейцы, которых он так ловко пристрелил, прорываясь к окопам. Три убийства за один день. Немыслимо и невообразимо тяжело было осознание того, что он стал убийцей. А ведь до сегодняшнего утра он был совершенно нормальным человеком, не запятнавшим свои руки в чужой крови. Эзекиля переполняли чувства. И насколько это мерзкие чувства, сложно даже вообразить. Словно он сделал что-то противоестественное и невероятно ужасное. Словно он переступил черту и теперь уже никогда не будет прежним. Утешала лишь мысль о том, что если бы он этого не сделал, то свирепый дикарь перерезал бы ему горло. Да, это было жалкое оправдание, чтобы хоть как-то заглушить душевные терзания. Оправдание для самого себя. Эзекиль Монг не хотел никого убивать, не хотел служить в О. С. С.Ч. и уж тем более не хотел воевать. Против своей воли, но по желанию своего отчима, ему пришлось стать кадетом, а затем и капралом. Он не желал себе такой судьбы. Куда больше он мечтал стать музыкантом и посветить себя творчеству. Мечтал играть на гитаре или фортепьяно. Мечтал, чтобы написанные им стихи читали прекрасные дамы на светских раутах. Но его бессердечный отчим считал всё это непристойной глупостью. Да, куда лучше бежать по минному полю на обезумевшего от ярости врага. Убивать, чтобы не быть убитым. Разве это не большая глупость? Тошнота усилилась и размякший от усталости Монг поморщился.
Послышались неспешные, шаркающие шаги. Эзекиль медленно открыл глаза, словно боясь вновь увидеть охваченный безумием мир. Напротив капрала стоял угрюмый солдат.