– Доброго утра вам, отец Энтони, – сказала она. – Снова на «вы»? А я, может, пришла… покаяться в своих грехах.
Он раздражённо захлопнул книгу. Блеснула на черной сафьяновой обложке золотая молния, соединяющая небо и землю – символ храма Хозяина и Хозяйки.
– Не мелите чепухи, Койра! Какие ещё грехи?
Шиповничек склонила голову набок, чувственно облизнула губы. Это целая наука: если быстро – будто змея воздух пробует, медленно – вульгарно, вывалить язык – ещё хуже, будет похоже на Рика, псоглавца, когда ему жарко… В глазах Энтони что-то сверкнуло. Возможно, отблеск молнии с обложки молитвенника.
– Что вы себе позволяете, – прошипел он.
– Я вас люблю, – в который раз сказала Шиповничек. И в который раз он её не услышал.
– Мне шестьдесят лет. Я в три раза старше вас, Койра… Я жрец, и должен быть образцом… образцом…
Шиповничек пересела на край стола. Энтони вцепился в свою Книгу – того и гляди, останутся следы от ногтей на сафьяне.
– Вы ведете себя развязно, – наконец, с раздражением сказал он. – Я не намерен это терпеть.
Он встал, задел стол локтем, зазвенела посуда, разлился кофе. Шиповничек подскочила, поскользнулась на гладком полу. В столовой – большом и гулком, лишённом всякого уюта помещении – стало тихо. Энтони раздражённо оттирал промокший переплёт.
– Вы – маленькая негодяйка, Койра, – сказал он.
Шиповничек тряхнула длинными волосами и засмеялась.
– Ну, так исправьте меня…
– Вы неисправимы.
Он оглянулся, скользя глазами по толпе завтракающих целителей и утешителей.
– В этом я тоже должен ей потакать? Может, мне на ней… жениться? Или это – слишком старомодно по нынешним временам, и хватит только…
Он рубанул рукой воздух. Шиповничек чувствовала, как алеют, наливаются жаром щеки и уши. Наверняка сияют сквозь светлые волосы. «Разве я прошу того или другого?» – раздражённо подумала она.
Ей просто хотелось, чтоб он знал. Целители молчали.
– Или, быть может, мне – злодею, разбивателю девичьих сердец – стоит и вовсе уйти из Дома? Чтобы на моё место взяли ещё одного сектанта?
Шиповничек перестала улыбаться, тихо сказала:
– Я приду на вашу проповедь.
Жрец покачал головой.
– Она не принесёт вам спасения. Ходите к своему сектанту.
Он развернулся на каблуках, демонстрируя военную выправку, хотел было хлопнуть дверью с большим стеклянным витражом, но потом передумал: сказалась привычка вести себя деликатно. Это пациентам здесь всё разрешалось и прощалось. Шиповничек нахмурилась, несколько раз сжала и разжала кулаки и сказала, ни к кому не обращаясь: