Что каждый из нас там найдет?
Готов ли ты, великан, осознать свою жизнь как след из умерших детей? Понимаешь, я не могла рассказать Рутту про свой сон, потому что люблю его. А приснилась мне гробница, в которой лежат все умершие дети.
Похоже, великан, каждый из нас – строитель монументов.
Маппо вскрикнул. Он бежал и бежал, оставляя кровавые следы, а со всех сторон то же самое делало его отражение. Навеки заключенное здесь.
Потому что память остается.
– Не надоело вечно ждать худшего, Сеч?
Сечул Лат оглянулся на Эстранна.
– Еще нет, покуда тебе не надоела кровь на твоих руках.
Эстранн фыркнул.
– У тебя что, работа такая, постоянно мне об этом напоминать?
– Сказать по правде, не знаю. Наверное, стоило бы вырезать себе глаза и благословить обретенную слепоту…
– Смеешься над моим увечьем?!
– Нет, что ты. Извини. Просто вспомнил про поэта, который однажды решил, будто видел слишком много.
– И его ослепление изменило мир? – послышался сзади голос Кильмандарос.
– Необратимо, мама.
– Как так?
– Глаза могут быть крепкими как сталь. Усилием воли их можно закалить, чтобы видеть, но ничего не чувствовать. Ты видела такие глаза, мама. И ты тоже, Эстранн. Они смотрят ровно и непробиваемо, будто стены. Они способны не мигая наблюдать любую жестокость. Ничто не попадает в них и не покидает их. А тот поэт убрал каменную кладку, навсегда пробил стену, и все, что скопилось внутри, вылилось наружу.
– И раз он ослеп, то ничто извне больше не могло попасть внутрь.
– Именно, мама, но было уже поздно. Если вдуматься, иначе и быть не могло.
– Ну хорошо, все вылилось? Дальше что? – проворчал Эстранн.
– Смею предположить, мир изменился.
– Не в лучшую сторону, – хмыкнула Кильмандарос.
– Я, Эстранн, не испытываю жгучего желания, – сказал Сечул Лат, – исцелить боль мира. Ни этого, ни какого-либо другого.
– Однако ты критически смотришь…
– Если беспристрастное наблюдение в итоге звучит критически, ты отвергаешь беспристрастность или самый акт наблюдения?
– А почему не то и другое?
– И правда, почему? Бездна свидетель, так проще.
– И чего ты тогда добиваешься?
– Эстранн, у меня всего два варианта. Плакать из-за чего-то или плакать просто так. Последнее, на мой взгляд, – это безумие.
– А первое чем-то отличается? – спросила Кильмандарос.
– Да. Часть меня хочет верить, что если я буду плакать долго, то выплачу все. И тогда – после всего – из пепла возродится что-то новое.